Война амазонок
Шрифт:
– Каким образом?
– Обыкновенным проступком, который всегда может предоставить случай. Ссору затеять легко, и хотя Бофор внук короля, он довольно храбр и не откажется скрестить шпагу с простым дворянином.
– Нет, нет, не делайте этого, Жарзэ! – воскликнула королева, сердце которой забилось.
– Мосье Жарзэ, – сказала мадемуазель Монпансье, – герцог Бофор, хотя и враг кардинала Мазарини, слуга королевы, он не может забыть милостей, которыми ее величество одаривала его.
– Это правда, – согласилась Анна, несколько покраснев, – он
– И теперь, – продолжала принцесса, – я уверена, он не изменил своих чувств.
– Однако он идет против моего министра, следовательно, и против меня.
– Ваше величество, – продолжал герцог Бар, Бофор имеет очень сильную поддержку среди черни. Чернь чтит память короля Генриха, а память прелестной Габриэли окружена романтической легендой. Кто знает, чем это может кончиться? Французы легкомысленны и легко поддаются энтузиазму; наступит момент, когда они, пожалуй, и не обратят внимание на незаконное происхождение этого человека.
– Что вы хотите сказать? Он на французском троне!
– Он или Кондэ. Все, что происходит, ведет к этому. Разве коадъютор не мечтает о тиаре?
– Мы все это приведем в порядок, господа.
– Если бы ваше величество прислушались к тому, что я говорил сейчас, – возразил Жарзэ.
– Что такое?
– Если вашему величеству угодно присутствовать при любопытном зрелище, выйдите на террасу, которая возвышается над садом. Скоро настанет час, когда Бофор и его друзья прогуливаются в Тюильри. Герцог Бар и еще несколько дворян, которые, я знаю, находятся здесь, мы не пустим их на дорогу.
– Я вам это запрещаю, Жарзэ! – сказала королева слабым голосом, но улыбаясь.
– Ваше величество мне запрещаете?
– Да.
– Обнажать шпагу в Тюильри, так как это королевский сад? Но, смею надеяться, вы мне не запрещаете показать рыночному королю, что его ложное звание неприятно его повелителям.
– И этого я не хочу.
– Берегитесь, если кардинал будет упорно держаться кротких мер, король скоро будет вынужден бежать из своей столицы, как это уже было.
– Вы думаете?
– Коадъютор волнуется больше прежнего, аббаты вчера и сегодня проповедовали против Мазарини, все это не предвещает ничего хорошего.
Королева обернулась к мадемуазель Монпансье.
– Вы слышите, опять ваш отец принялся за свое, он заодно с этими людьми.
– Ваше величество, отец мой предан вам, он вам клялся.
– Принц Гастон приучил нас к своим клятвам после гибельной истории с Шале.
– Ваше величество… – сказала принцесса, сильно покраснев.
– Ваше величество, – вмешался Жарзэ, сжалившись над положением мадемуазель Монпансье, – я придумал план.
– Какой?
– Приучить парижский народ к имени Мазарини, которое внушает ему такое сильное отвращение.
– Сейчас я слышала крики: «Долой Мазарини!» – нахмурила брови королева.
– А я, – сказал де Бар, – решился освободить вас от Бофора. Если Жарзэ не успеет, я берусь за это.
Жарзэ и де Бар, низко поклонившись
В ту минуту, как они выходили из сада Ренара, мадемуазель Монпансье немного отстала от королевы, которая направилась к террасе с намерением присутствовать при сцене, обещанной Жарзэ. Принцесса сделала знак графине де-Фронтенак, одной из ее статс-дам, и та поспешно подошла, угадав бурные мысли, волновавшие душу ее повелительницы.
– Ради Бога, графиня, велите сию минуту предупредить герцога о том, что затеяно.
– Я сама побегу, ваше высочество.
– Это еще лучше. Ступайте скорее.
Любопытствуя посмотреть на происходящее, мадемуазель Монпансье подошла к королеве, желая в глубине сердца неудачи Бару, которого она терпеть не могла, и желая счастья Бофору, к которому, по-видимому, не питала ни малейшей ненависти.
Франсуа Вандом, герцог де Бофор, был сыном Сезара Вандома, родившегося от Генриха IV и Габриэли д'Эстрэ. Теперь это был тридцатидвухлетний мужчина, красивый и белокурый, как Аполлон, храбрый выше всяких похвал, всегда готовый на отважные поступки. Вокруг него сгруппировались все недовольные – и прежде и после его побега из Бастилии. Они помнили слова королевы, провозгласившей его, когда он ей был нужен, самым честным человеком во Франции.
Как сказал маркиз Жарзэ, герцог Бофор имел привычку гулять каждый день в главной аллее сада Тюильри. Пока Жарзэ составлял против него заговор с Баром и с королевой, Бофор вошел в сад, сопровождаемый, по обыкновению, дворянами и вельможами, которые почитали за честь сопутствовать этому популярному и очаровательному принцу. Париж с удовольствием находил в нем блестящие качества и милые недостатки короля-волокиты.
Фамильярно опираясь на руку герцога Бриссака и беседуя с ним, Бофор не успел сделать и трех шагов по аллее, как графиня Фронтенак, которая шла к нему в сопровождении пажа мадемуазель Монпансье, сделала вид, будто выходит из глубокой задумчивости и только что приметила его. Она посторонилась с дороги, чтобы пропустить принца, но тот, оставив Бриссака, поспешно пошел ей навстречу, сняв шляпу. Графиня Фронтенак протянула ему свою руку, и он, поклонившись, поднес ее к своим губам.
– Как, графиня, вы уже уходите из сада? – спросил Бофор, идя с нею по главной аллее.
– Да, монсеньор, я оставила королеву и мадемуазель Монпансье у Ренара и вдруг вспомнила, что сегодня постный день и что я обещала моему духовнику строгое воздержание.
– Ах, Боже мой! Какие же грешки совершили вы, графиня, если на вас наложено такое покаяние?
– Если я вам скажу, вы мне не поверите.
– Клянусь честью дворянина, мне было бы очень любопытно это узнать.
– Мой духовник упрекал меня в самых сильных выражениях, что я интересуюсь участью одного фрондера, и угрожал за это вечной погибелью моей души.