Война без людей
Шрифт:
Наверное, это смешно, когда снаружи в самолет долбится орущая девчонка, но только в комедийных фильмах. Охреневшие пилоты немо разорались в ответ, на их вопли прибежал совсем уже седой дядька, штурман, наверное, весь этот коллектив начал размахивать руками и орать друг на друга и на Веронику, но шасси уже оторвались от земли. Я держался прямо как завещал Медведев, буквально на чистой воле, да еще и вцепившись в одно крыло, но моя умненькая девушка уже жестами что-то напоказывала истерящим мужикам, после чего седой таки метнулся внутрь, к двери.
Как я открывал
Там на взлетной полосе, остававшейся за хвостом самолета с перенервничавшим экипажем и «зайцами», оставалась группа людей, человек сорок, может быть даже шестьдесят. Они, появившиеся прямо на асфальте взлетки в слабой вспышке голубого света, и послужили тем самым стимулом для трудового подвига, который я таки сумел выполнить…
В себя я пришёл уже слегка одетым, лежащим на мягком, с сидящим у меня на пузе сосредоточенным Данко, пристально следящим за тем, чтобы меня никуда не укантовало. Боль, слабость и тошнота боролись внутри клубком взбешенных кошек или обездоленных вебкамщиц, но я нашел в себе силы улыбнуться бедному пацану. Тот, заметив мои лицевые судороги, тут же разорался, привлекая внимание населения самолёта.
— Витя! Ты живой?! — тут же потребовала ответа Вероника, появившаяся в компании того самого седого мужика, — Ты с нами?!!
— Отно-сительно… — проскрипел я, цепляясь рукой за какую-то сетку, вроде камуфляжной, — Ч-что у нас…
— *б твою налево сука бл*! — выдал седой, наклоняясь надо мной и близоруко щурясь, — И этот шпана шпаной! Детский сад, бл*ть!
…а потом грязно и от души выругался матом.
Пока я лупал глазами, подползшая Янлинь сухо и быстро ввела меня в курс дела. Без сознания пришлось проваляться около трёх часов полёта, сам самолет летит в Питер, а по радио передали, что на норильский аэропорт была совершена атака группы враждебных СССР неосапиантов, угнавших другой ИЛ-76. Взлетевший угнанный самолет на радарах не появился, так что есть подозрение, что он следует нашим курсом.
— А хуже всего знаешь чо, пацан? — присевший на корточки седой мужик с каким-то даже сочувствием посмотрел на меня, — Вам придётся прыгать, пацан. Нам передали приказ следовать курсу. Обязательно следовать курсу! Если б девчонки не сказали, что вы это… ну, неосапы эти, то я б еще головой рискнул, но…
— Не беспокойтесь… — прохрипел я, пытаясь встать, — Сейчас прыгнем. Всё с нами хорошо… будет. Вы нас вытащили, это главное.
Внутри болезненно задёргалось, потроха заплясали. Охнув, я упал, ударившись жопой о металл. Голова закружилась. Нехорошо, братцы-кролики, очень нехорошо…
— Илья Владимирович! — резкий и звонкий голос Янлинь набатом ударил мне по ушам, — Нам нужен парашют! Дадите?!
— Дам, конечно, — седой определенно был на нашей стороне, — Все отдадим!
— Нет, только один
— Да! — не менее звонко ответил бледный пацан.
Я даже в себе нашел силы слегка умилиться. Золото, а не ребенок. Был бы у меня такой сын… Хотя, не майся дурью, товарищ Изотов. Это не золото, это сталь. А знаешь, что делают, чтобы получить сталь? По железу лупят, его закаляют, Симулянт. Лупят со всей дури. Дети не должны проходить через это.
— Васю… мне на грудь, — прохрипел я, шатающийся как хрен знает кто, — Прикрепите…
— Не надо, Витя! — тут же влез пацан.
— Надо, Вася! Надо… — я еле стоял, — За кольцо дёргать будешь. Илья Вла… мирович. Научите.
Превозмогание хорошо только в книгах или на голубом экране. В жизни ты стоишь дурак дураком, пытаешься выжать из себя хрен знает что, будучи уверенным, что уже нихрена не осталось. Ладно бы человеком был, а то какая-то непонятная фигня, даже не настоящий неосапиант, вдруг сейчас схвачу инфаркт источника и развеюсь? А пофиг, знаете ли. У меня есть копия, которая теперь живет счастливой жизнью где-то в Сибири, занимается моими любимыми делами. А что тут? А тут целая группа «чистых», которых инвалид только задержит. Так что давай, Витя, давай до победного, самоубийца ты наш опытный, напрягайся! Ты уже победил!
Некогда было слушать извинения седого Владимировича и такие же крики пилотов, надо было прыгать. До питерских ограничителей оставалось совсем немного, а умирать всем срановато, это только я чувствую, что лыжи уже готовятся покинуть свое пристанище. Главное сейчас чуть-чуть поднапрячься, прямо чуть-чуть, подковылять к десантному отсеку и встать в ожидании, пока девчонки вместе с Владимировичем и одним из пилотов спихивают грузы в раскрытый люк, освобождая место.
…а затем ушли и мы. Выпали все вместе, обнимая меня со всех сторон.
Расслабиться и получить удовольствие, ну или хотя бы вырубиться, не вышло. Девчонки орут, мне языки гудящего пламени с головы пацана, намертво вцепившегося в кольцо, греют рожу, всё вокруг вращается. Ссыкотно. Всем ссыкотно, конечно, особенно «чистым», всё-таки они не каждый день сигают без парашюта, а летели-то высоко. Жалко их, обычные же девчонки, даже эта рыжая, ведущая себя совершенно не на свой возраст и внешний вид. Всех что-то мне жалко.
Даже из-за смешного. Вот вырубит меня, а они же тащить будут. Ну, когда регенерируют. А я тяжелый…
Свист в ушах, голубое и белое меняются местами. Ветер. Очень холодный ветер.
Внезапная мысль впивается в череп беспощадным ледяным ежом, дышащим на извилины жидким азотом.
А что ты, Изотов, знаешь о возможных травмах тела у тех, кто падает с такой высоты?
…насколько сильно падение может повредить головной мозг?
—…ася! Пора! — раздаётся слабый женский крик, — Как отлетим — дёргай! Понял!? Готовься!