Война без победителей
Шрифт:
– Ты? – удивилась Инесса. Это ведь уже не стоаранская камера, так зачем?..
Он прислонился к дверному косяку.
– Принес тебе еды. Ты ничего не взяла на складе, – Ян протянул ей пакет. – Ты как вообще?
– Как обычно… А ты, значит, заметил? – усмехнулась Инесса. Откуда такая неловкость в общении с человеком, с которым она не один месяц спала, которого намеренно выводила из себя, мечтала удушить и без всякого стеснения ненавидела? Хотя нет, «ненавидела» – громко сказано. Просто отыгрывалась на нем как на представителе вражеского лагеря. И будь она проклята, если не видела, что его устраивает такое обращение.
– Заходи, –
Сухари из продпайка, привычное вяленое мясо, и тут же – относительно свежий хлеб, масло, пачка чая, пачка кофе…
– Кто-то не поленился ограбить магазин, – протянула Инесса. – У меня здесь есть жестяные стаканы, кажется, чистые, но…
На лице Яна отчетливо читалось все, что он думал о брезгливости и солдатах-чистюлях.
Чайник вскипел быстро. Видно, батарейка была новая. Потом они сидели и поедали бутерброды, запивая кофе из чужих немытых стаканов. Происходящее с каждой минутой все сильнее казалось фантасмагорией. Что это за место? Что это за время? Что она делает? Почему? И происходит ли это вообще? А может, так выглядит солдатское посмертие – вечная жизнь в мире достигнутой цели, ведь разве не уничтожение – конечная цель?..
– И все-таки, зачем? – негромко спросила Инесса. – Зачем ты пришел?
Ян пожал плечами.
– Просто так.
– А на Стоаре? – язык слегка заплетался, хотя она не пила ни капли спиртного. Ян смотрел на гущу на дне стакана.
– Ты мне понравилась.
– И что? Нужно в первый же вечер тащить в постель?
– По-моему, ты и не возражала, – вскинул он глаза. Очень спокойные. Без знакомой злости они казались немного чужими. Теперь пришел черед Инессы пожимать плечами. Ну да, она не возражала. В том состоянии отупелости и фрустрации, выдернутая из боя, все еще не веря, что лишилась свободы и оружия, утратила контроль над собственной судьбой… Ей было безразлично. И хотелось снять напряжение. Она никогда не понимала выпячивания темы секса и придания ему особой важности. Просто разрядка. Плевать на остальное.
– На моем месте мог быть любой стоаранин, – сказал Ян. – У них это практиковалось во многих тюрьмах. Пленник – значит, собственность. Человеческий организм неплохо подходит для кладки яиц. Но на чужое они не посягали.
Осознав услышанное, Инесса подумала, что ошиблась. На остальное все-таки не плевать. Не хотелось представлять, как это вообще выглядело – инопланетяне, больше напоминающие жуков в двойном панцире, и… Черт подери.
– Почему ты мне не сказал? – спросила она. – Может, я и не отказалась бы от идеи прикончить тебя и украсть оружие, но все равно…
Ян мягко рассмеялся. Инесса вдруг поняла, что впервые слышит его смех.
– Действительно все равно… Но лучше живой человек, который меня ненавидит, чем безвольный манекен.
– Зачем? – повторила Инесса. – Что это тебе дало, кроме потери рабочего места?
Ян молчал долго, и она уже решила, что он не ответит. Даже успела в очередной раз подумать «ну и черт с ним». Но когда он снова заговорил, ответ
– Стоаранское влияние выветривается постепенно.
– Спасибо за еду, – сказала Инесса, складывая остатки продуктов на подоконник. Завтра можно будет поискать в других казармах холодильные камеры, там они больше не понадобятся. Много чего можно будет найти и принести сюда завтра. Грабить, мародерствовать… подбирать то, что уже никогда никому не понадобится, и ходить по магазинам, как у себя дома, спокойно унося все, что угодно. Главное – привыкнуть к виду неубранных трупов и находить более-менее уцелевшие магазины. В войну их и так стало меньше, а на полках частенько бывало пусто.
– Тебе спасибо за романтический ужин, – Ян окинул взглядом тумбочки, скатерть-покрывало, казенные белые лампы под потолком. Отодвинул лишнюю кровать обратно к стене…
Какая к черту романтика? Кому она нужна? Инесса была слишком солдатом, чтобы это понять. Падение мира имело и свои плюсы. По крайней мере, теперь тебе в уши не будет постоянно литься густой вязкий поток стереотипов, чужих вкусов и неубиваемых модных штампов, которые в войну стали даже ценнее – как символы мирной безмятежности, наверное. Кто-то говорил, что романтика означает внимание и заботу, но Инесса понятия не имела, какое отношение к заботе имеют глупые сопливые песенки или дурацкие бесполезные безделушки, которые почему-то страшно ценились в качестве подарков.
Наутро они с Яном проснулись вместе.
***
…На мониторе не видно, что там в чемодане. Но незнакомца здесь явно ждали. Дежурные, судя по всему, не удивлены, разговаривают с ним спокойно. Инесса внезапно задумывается. Где он мог с ними встретиться? Здесь – вряд ли, здесь наблюдение установили после второго же исчезновения. И гласное, и негласное. Но так ничего и не выяснили. Один охранник следил во все глаза, но камеры стояли отнюдь не везде, а ходить по пятам за работниками не получалось. Второй… Вон он, второй, болтает с незнакомцем и тоже вовлечен в это мутное дело. В прошлые разы охранники или твердили «Он буквально на минуту отошел отлить, и больше я его не видел», или… пропадали сами. Какого черта? Почему Сейц так и не выставил наблюдение посерьезнее?
Перед глазами разворачивается безмолвная картина сговора, и Инесса все отчетливее понимает: дело не только в исчезновениях. Всё масштабнее. Действия Сейца… о чем они говорят? Что вообще происходит? Шестьдесят выживших на весь Будапешт – не повод ли прекратить возню? Ради чего теперь интриги?
– Перехватывайте! – шипит Инесса в переговорник. – Они идут к выходу!
– Идут? Сами? – зачем-то переспрашивает Сейц.
– Ищите, на чем он приехал! Вы никакого транспорта не заметили, что ли? – Инесса игнорирует его слова. Глупо – он ведь не полный идиот. Сам должен понимать и насчет транспорта, и насчет перехвата. Но как же осторожно надо было приблизиться, чтобы даже приборы ночного видения не обнаружили машину!
– Оставайся на связи!
Шорохи. Отряд подбирается ко входу. Монитор пустеет, станция брошена без присмотра. Инесса встает и шагает к двери. Вмешиваться не стоит, это рискованно, но на всякий случай нужно быть поблизости. Миновать коридор, свернуть направо, еще коридор, короткая лестница…
Все заканчивается раньше.
Шорохи переходят в возню. Щелчок – но это не выстрел, скорее включение фонаря. Изумленный выдох. Переговорник Сейца слишком близко к губам. Инесса слышит ругательство, затем шепот: