Война Цветов
Шрифт:
– Выходит, я должен сидеть здесь и надеяться, что у твоего босса хватит волшебной фигни, чтобы уберечь меня от зомби, пока он не решит, что со мной делать?
– В общем-то да, как ни жаль.
Тео в изнеможении привалился к изголовью кровати.
– Как тебя только угораздило попасть на службу к такому, как Пижма?
– Я выросла в этой коммуне.
– Почему «коммуна», собственно говоря? Коммуна – это место, где все равны, так ведь? А здесь, похоже, всем заправляют Цветы, как и везде у вас.
– Это название сохранилось со старых времен. Маргаритки были радикалами
– Значит, ты здесь живешь?
– Не совсем так. Теперь я живу в Городе, но почти все мои родные так и остались здесь. Мы, Яблоки, арендуем фруктовый сад, и все, кто живет дома, в нем работают, даже Черенок и Семечко, которые по старшинству идут сразу после меня – они все время сбежать собираются, потому что терпеть не могут эту работу.
– Сад принадлежит вашей семье?
– Земля – нет, я уже сказала, – только деревья. Целых десять акров, больше тысячи, – с гордостью сказала летуница.
– А что это за деревья?
Фея закатила глаза.
– Меня зовут Кочерыжка, папу – Ранет, маму – Папировка, братьев – Кожица, Семечко и Черенок, одну из сестер – Шарлотка. Так какие же деревья, по-твоему, мы выращиваем?
– А, да. Понятно.
– Ну, ты ж у нас шустрый, прямо колибри.
– Я ведь просил не дразнить меня, – огрызнулся Тео. – Как может такое маленькое существо быть таким языкатым? Или вы, феи, все такие? Мама окунула тебя в реку Вредности, когда ты была младенцем?
– Очко тебе, парниша, – засмеялась она.
– Ты так и не объяснила, почему работаешь на Пижму.
– Ну да. Усадьбой здесь в коммуне владеет его кузен Зенион Маргаритка, и он же в парламенте заседает – у него мы и арендуем свой сад. Но Маргаритки по Цветочным меркам считаются вроде как вольнодумцами – поместьем управляют все сообща и другими интересующими их делами тоже занимаются вместе. Почти все решает сестра Зениона, Диспурния. Пижма и раньше пользовался моими услугами – в основном чтобы травы собирать. Он помешан на науке, но в травах не очень-то смыслит. В Городе я тоже исполняла его поручения, книги разыскивала, например, и разные редкие чары. С работой в Городе трудно, и когда он мне предложил это дело, я согласилась – он хорошо платит.
– Но почему же он не послал кого-нибудь... ну...
– Кого-нибудь побольше? Ладно, не прикидывайся, я знаю, что ты хотел сказать. Вот и видно, что ни шиша ты не понимаешь. Чем меньше входящий, тем меньше разрыв, а значит, и энергии меньше требуется. Спорю, что из-за моего рейса свет все равно везде вырубился.
– Значит, для отправки меня назад понадобится огромное количество энергии, помимо всего прочего? – вздохнул Тео.
– А ты думал. Это материя хитрая, потому и зовется наукой.
– Да, попал я, одним словом. – Тео почувствовал себя бесконечно несчастным. Говорят, что по дому можно скучать только в разлуке с ним – а как насчет целого мира?
Кочерыжка долго смотрела на него и наконец сказала:
– Знаешь что? Поговорю-ка я с Пижмой сама. Для Цветка он неплохой парень.
– То есть не бьет своих слуг до смерти? – уныло
– Ладно, кончай себя жалеть. Сиди тут, я скоро. – Она взлетела с кровати и помедлила, как будто хотела сказать еще что-то, но потом раздумала и стрельнула за дверь.
Тео в полной депрессии встал и начал прохаживаться по комнате, трогая драпировки на стенах. Они ласкали кожу скорее как влага, а не как ткань. Потом он занялся предполагаемыми часами и долго разглядывал незнакомые знаки на их треугольном циферблате. Вылитые часы-радио. Может, музыку послушать, пока Кочерыжки нет? Ведь интересно же, какая у них тут музыка.
Он нажал на одну из серебристых выпуклостей в деревянном корпусе, но если это была кнопка, то за ее нажатием ничего не последовало. Тео нажал другую и в изумлении уронил прибор на кровать, услышав оттуда шепот, звучащий как вопрос на непонятном ему языке. Устройство подскочило пару раз, натянув провод до отказа, и шепчущий голос умолк.
Выждав пару минут, Тео взял загадочный прибор в руки и нажал третью кнопку. Это тоже как будто не произвело мгновенного действия, но вскоре он ощутил, что дерево у него в руках нагревается. Он вскрикнул и снова швырнул ящик на кровать. Оттуда уже шел дым, и Тео в панике поднял его за провод.
– Вот черт! Что делать-то? – Он говорил сам с собой – плохой знак. Старина Пижма не полюбит его за то, что он спалит фамильную усадьбу.
Окаянная штука продолжала нагреваться – Тео чувствовал это за целый фут. Он задом отодвинул кровать от стены в надежде добраться до розетки, продолжая держать прибор подальше от всего, что могло воспламениться. Пока он шарил за кроватью, корпус на шнуре качнулся и стукнул его по голове. Ощущение было точно как в тот раз, когда он схватился за один из фенов Кэт, не заметив, что тот включен, и Тео взвыл от боли.
В конце концов он взялся за провод около того, что походило на розетку – деревянный квадрат, вделанный прямо в стену, – и дернул, но провод не пожелал отсоединиться. Часы снова качнулись к нему, и прядь у него на виске завилась в тугой локон. Тео уперся бедром в спинку кровати и дернул еще раз, изо всех сил. Провод оторвался с громким «поп» и вспышкой голубовато-зеленого пламени. Теперь заполыхало огнем отверстие розетки, но вскоре оно затянулось деревом и исчезло.
На конце шнура болтался совершенно бесформенный, словно от слоновьего бивня отпиленный набалдашник.
Адская машина уже успела остыть.
Тео высунул голову в коридор. Кочерыжки не было уже около часа, и он места себе не находил. Лаборатория Пижмы, или как она там называлась, находилась в той стороне, но Тео не хотелось бы усугубить неприязнь эльфа к смертным, ввалившись к нему в неподходящий момент. Лучше пройтись в другую сторону. Он ведь как будто не в плену – хотя кто знает?
Тео постоял в коридоре, который почему-то показался ему длиннее, чем в первый раз. Интересно, велик ли сам дом? И что он собой представляет – главное здание этой самой Солнечной Коммуны или отдельное строение? Хорошо бы посмотреть в окно, а на воздух выйти было бы еще лучше.