Война этажерок
Шрифт:
Дюжина небольших бомб, положенных Егором с высоты в четыре десятка метров точно в цель, полностью накрыли своими разрывами, как немецкий аэроплан, так и стоящих рядом людей, разметав последних в стороны поломанными куклами — все же подобная атака была сравнима с залпом двух полевых артиллерийских батарей. Шедший ведомым Тимофей Ефимов тоже отбомбился на пятерку, оставив за хвостом лишь смерть и разрушения.
Встав в круг над летным полем, штурмовики дождались подхода своих более тихоходных коллег, что даже без хвостового стрелка едва выдавали скорость в 100 километров в час, после чего, в соответствии с ранее оговоренным порядком действий, принялись наводить их на оставшиеся вражеские машины. Принимая в хвост один У-2Б, штурмовик принимался лидировать его с тем, чтобы вывести точно вдоль строя немецких аэропланов в целях повышения шанса удачного попадания. В отличие от ШБ-1, бомбардировщики несли только по двенадцать легких
Обе сброшенные Егором трехпудовые бомбы разорвались прямо под пережившим налет Таубе, подняв его в воздух в последний раз. Разлетевшиеся во все стороны обломки впоследствии находили в сотне метрах от двух образовавшихся воронок. Тимофей отбомбился уже по стоянке автомобилей и не столь удачно. Упавшие несколько в стороне бомбы лишь посекли осколками пару грузовиков, что прикрыли своими корпусами находившиеся тут же бензовозы, да и только. Более Егор предпочел не рисковать и, не дожидаясь открытия ответного огня с земли, принял себе в хвост дожидавшиеся в стороне бипланы, после чего повел их, опять же окольными путями, домой, оставляя немцев разбираться с устроенным ими беспорядком.
Повторный налет на немецкий аэродром они осуществили лишь на следующее утро. Во-первых, имелся шанс накрыть отсутствовавший вчера аэроплан, во-вторых, и помимо крылатых машин там имелось немалое количество весьма притягательных целей.
Первым делом отбомбившись по стоявшему столь же открыто Таубе, пятерка русских аэропланов высыпала весь свой смертоносный груз на палатки и автопарк, организовав там знатный пожар. Какой бы военный гений ни причисляли немцам, ошибок они совершали не меньше их русских или французских оппонентов. Точно так же, как в парках русских автомобильных рот грузовые автомобили выстраивались едва ли не борт к борту в целях упрощения организации их охраны часовыми, что превращало подобные объекты в мечту пилота бомбардировщика, расположившийся на аэродроме 17-й полевой авиационный отряд германской армии, собрал большую часть своих грузовиков и бензовозов на одном пяточке. Потому и рвануло знатно! Оба бензовоза оказались поражены с первого же захода, а всю дальнейшую работу выполнили вырвавшиеся на волю языки безудержного пламени. И все это буйство красок с высоты в шесть сотен метров снимал на фотокамеру У-2 назначенный в данном вылете на роль разведчика. Помощь помощью, но и о своих потребностях забывать не следовало, потому к ежедневно заполняемому Егором журналу ведения боевых действий требовалось приложить действительно наглядные доказательства их несомненного успеха. Так имелся хоть какой-то шанс поспособствовать получению авиаторами заслуженных наград или званий для тех, кто пожелал бы продолжить воинскую службу по истечении ранее назначенного срока военных сборов, что официально так и не были отменены даже с началом войны. Знал бы он в этот момент, сколь огромное количество этих самых доказательств противник сам преподнесет ему в самое ближайшее время!
Пока авиаторы уничтожали своих прямых соперников, по всей линии приграничных городов Торн — Сольдау — Нейденбург отстоявших от границы на десять — пятнадцать километров, скапливались части XVII и XX немецких армейских корпусов, что должны были нанести ответный визит вежливости на русскую территорию. Естественно, корпуса в полном составе никак не могли пересечь границу, поскольку на них также ложились обязанности устройства оборонительных линий. Да и для противостояния всей 2-й русской армии у них не было достаточных сил, что не помешало двинуть колонны нескольких батальонов в направлении Млавы и Цеханова уже утром 12-го августа.
К счастью, выдвижение противника оказалось обнаружено задолго до того, как он пересек границу, что позволило подготовиться к радушной встрече не только всему личному составу авиационного отряда, но 6-й кавалерийской дивизии. Генерал-лейтенант Рооп, получивший сверху, по результатам недавних действий сводного кавалерийского корпуса, свою долю недовольства командующего 8-й армии, оказался не прочь выправить ситуацию. Вполне естественно, что изначально веры в донесения авиаторов у него не было, но после того, как данные подтвердили офицеры его штаба, что согласились подняться в воздух в качестве наблюдателей, маховик военной машины отдельно взятой дивизии раскрутился на полную катушку.
По той причине, что бодаться в открытом бою с пехотными полками им было слишком невыгодно, основная ставка была сделана на пулеметно-артиллерийскую
Всего через полчаса он уже подводил отряд с тыла к растянувшейся по дороге на добрых полкилометра гусенице пехотной колонны. Максимально убавив обороты, дабы не спугнуть врага раньше времени, он убедился, что остальные машины выстроились в линию вслед за ним и пошел вниз. Промелькнув тенью над большей частью немецкого батальона, Егор на пару секунд зажал спусковой крючок смонтированный на штурвале, отправляя в голову колонны короткую пулеметную очередь, после чего дернул за рычаги сброса и, прибавив обороты, начал отводить машину вправо с одновременным набором высоты, чтобы не попасть под осколки своих же бомб. По-хорошему, следовало, наоборот, прижиматься как можно ближе к земле, дабы максимально быстро уйти из зоны возможного поражения ответным огнем, но здесь он рассчитывал, как на фактор неожиданности, так и отсутствие у кого-либо навыков борьбы с авиацией.
Следом за ним отбомбились и ведомые пилоты, накрыв непрерывным ковром разрывов почти весь батальон. Восемь десятков небольших фугасных бомб сброшенных с высоты чуть более полусотни метров легли очень удачно для русских пилотов и совсем не удачно для немцев. После того, как улеглась поднятая разрывами пыль, а легкий ветерок отогнал в сторону удушающий пороховой дым, всем уцелевшим предстала весьма неаппетитная картина — сотни окровавленных людей лежали по обеим сторонам дороги, отброшенные с нее взрывными волнами, и над всей этой грудой тел стоял жуткий вой тех, кто не погиб сразу. С оторванными руками и ногами, с развороченными осколками животами они хрипели, валяясь на земле, всем своим видом показывая, что война вовсе не является забавным приключением.
Еще через сорок минут удалось совершить новый вылет, благо лететь было недалеко. На сей раз под раздачу попал кавалерийский эскадрон. Причем, если в первом случае все машины сразу после бомбардировки ушли на аэродром, сейчас оба штурмовика задержались над целью, отстреливая из курсовых пулеметов уцелевших солдат противника. Затем под бомбежку угодили снабженцы — не менее десятка всевозможных телег оказались разбиты или подожжены, а уцелевшие остались без тягловой силы, поскольку вновь задержавшиеся штурмовики расстреляли всех лошадей и если Егор отнесся к этому равнодушно, то для Тимофея такая охота на ни в чем неповинных животин оказалась тяжким испытанием. После этого вылета он уже не рвался в бой, как было доселе и, бурча что-то себе под нос, удалился в сторону полевой кухни.
— Что Иванушка не весел? Что головушку повесил? — приземлился рядом с ним за столом Егор и, не дождавшись немедленного ответа, набросился на гречу с тушенкой.
— Зачем мы так, командир? По лошадям да из пулеметов, — тихо проговорил Тимофей, уперев взгляд в свою тарелку.
— Это война, Тимофей, — пожал плечами Егор. — Или мы их, или они нас.
— Но лошади-то тут причем?
— Не причем. Просто они оказались немецкими. Они везли продовольствие и боеприпасы тем, кто вскоре будет пытаться убить нас, поэтому и превратились в приоритетные цели. Смирись с этим, друг мой, и жить станет легче. А коли начнешь переживать за каждую невинно убиенную скотинку, с ума сойдешь. У нас впереди война и сегодня только ее первый настоящий день. Поэтому, если не хочешь сгореть, как свеча, начинай ограждаться от излишних суждений. Когда ты там, наверху, ты не видишь солдат или лошадей. Ты видишь живую силу противника. Обезличенную серую массу, которая сделает все для твоего уничтожения. И для того, чтобы уцелел ты сам, и уцелели твои однополчане, надо эту самую серую массу давить. Поверь мне, так будет легче. Естественно, к гражданскому населению такие суждения не относятся, — поспешно добавил Егор, увидев округлившиеся глаза своего ведомого. — А теперь, раз доел, иди ка ты полежи. Нам сегодня еще минимум пару-тройку вылетов делать. Уж больно много немцев прет от границы. Не дай Бог, обогнут город и наткнутся на наш аэродром.