Война Грязных Искусств
Шрифт:
Её улыбка превратилась в оскал.
— Всё лучше, чем твоя, пёс Рингов. Вечное рабство, адская боль и никакой надежды… никакой надежды…
Она то ли зарыдала, то ли захохотала — зашлась всхлипами, задёргалась в конвульсиях и, пока я уходил прочь, всё продолжала кричать мне вслед:
— Никакой надежды! Лишь вечное рабство! Ра-а-а-а-абство!.. Лишь вечное-вечное рабство! Печати тебе не видать!..
Её истеричный голос вдруг начал ломаться, искажаться и стремительно меняться… на мужской. Чёрт возьми, на очень знакомый
— Печати тебе не видать, говнюк! Печати тебе не видать!
Я не сразу вспомнил, чей это голос…
— Печати тебе не видать, говнюк! — выкрикнул Питер откуда-то снизу.
Я мгновенно пришёл в себя, осознавая наконец, что Питер Соло швырнул меня в воздух гравитационным эргом, и я взлетел над площадью…
Чёрт.
А потом меня потащило вниз, с теми же обломками камней, поднятыми вместе со мной. И если Питер захочет, он легко зашибёт меня о землю, после чего снимет Печать с трупа.
Почему-то я нисколько не сомневался: именно это он и сделает.
Хотя вряд ли такой расклад его морально удовлетворит.
Наверняка, он планировал забрать Печать, продемонстрировав силу, пока я ещё жив, собирался истерзать меня до полусмерти и желательно при свидетелях — Хлое и Дженни.
В столь принципиальной схватке Питер не стал бы торопиться. Он слишком любит пафос. Наверняка, ублюдок уже не раз прокручивал в воображении, как убивает меня, медленно-медленно, растягивая удовольствие, и смотрит, как жизнь угасает в моих глазах… смотрит… смотрит… не отводя взгляда.
Теперь главное, не допустить, чтобы это случилось на самом деле.
В голову пришёл только один вариант спасения — безумный во всех смыслах. Но хуже, чем есть, я вряд ли себе уже сделаю…
Падая, я вытянул руку вбок.
Ту самую руку, правую, на указательном пальце которой сейчас блестела Печать с вороном. Ладонь жгла боль, будто дробила и перемалывала кости и мышцы, и казалось, что не только моя кожа, но и металл перстня плавится, сочась жаром.
А ещё мне показалось на секунду… всего на мгновение… что Печать подарила мне кодо, буквально крохи…
Но мне и этого хватит.
Как только пальцы коснулись стены, вдоль которой я падал, мой полёт чуть замедлился, и все крупицы кодо, что во мне были, я использовал на легкий гравитационный эрг.
Ладонь прислонилась к кирпичной поверхности, я поджал под себя ноги, поворачиваясь в воздухе и наступая на стену, а потом сразу же оттолкнулся от неё рукой.
Я сделал всё в точности, как в своём жутком видении.
Побежал по вертикальной стене, чёрт возьми.
Побежал прямо вниз.
И я бы наврал, если бы сказал, что в тот момент не испытал страха. Было жутко. Каменный пол пустыря неумолимо приближался, нёсся на меня, парализуя неизбежностью столкновения.
Три секунды, две, одна…
Перед самым полом я оттолкнулся от стены ногой
Питер замер. Он таращился на меня и не верил глазам.
Я не стал ждать, когда он придёт в себя. Молниеносным движением руки вынул из кобуры револьвер и взвёл курок. Но меня тут же отшибло в сторону, и я полетел спиной в стену, в ту самую стену, по которой только что сбежал вниз.
Одновременно с этим я нажал на спусковой крючок.
Прозвучал выстрел, и мир вдруг распался на куски, а потом всё поглотили боль и полумрак…
Удар был сильным.
Показалось даже, что моя многострадальная спина раскрошила к чертям всю кирпичную кладку… или это захрустели кости позвоночника?.. К тому же, я ещё и затылком неплохо приложился — половину черепа охватило теплом хлынувшей из раны крови.
По шершавой стене я съехал на пол, жёстко приземлившись на задницу. Пиджак вместе с майкой задрались до самой груди.
Горячая струя крови продолжала заливать мне затылок и заднюю сторону шеи, текла меж лопаток. Перед глазами двоилось, вокруг то темнело, то светлело, пространство утопало в золотисто-красных тонах… Но что бы ни происходило, моя правая рука крепко сжимала рукоять револьвера, а большой палец снова тянулся к рычагу курка.
Сквозь шум в ушах я услышал рычащий вопль:
— Теодор Ринг! Грёбанный ты циркач!
На меня надвигался Питер.
На его бежевом пиджаке, в районе левого плеча, темнела алая клякса — значит, моя пуля всё-таки попала в него. Левая рука Питера висела плетью вдоль тела и казалась безжизненной, даже какой-то излишне длинной. Зато правая была в порядке.
Увидев, что я ещё не отошёл от сильнейшего удара в стену, Питер оскалился, наклонился к полу и приложил к нему ладонь. И пока он не успел полноценно соприкоснуться с материалом, я выстрелил ещё раз.
Не попал — цель продолжала двоиться.
Зато услышав выстрел, Питер отпрянул от пола, вскинул правую руку и крикнул:
— Ксипра! — В меня метнулась молния парализующего эрга. — Ксипра! Ксипра!
Я упал плашмя на живот.
Белёсый энергетический поток протрещал над головой и ударился в стену. Молнии были такой силы, что затрещала кирпичная поверхность стены, а сверху посыпалась щебёнка отколовшихся мелких кусков.
Питер снова приложил ладонь к полу. От его руки ко мне пронеслась борозда ощетинившегося камня. Толщу пола будто взрыл невидимый червь.
Не успел я подняться, как камень подо мной нагрелся и начал втягивать мой пиджак в свои оковы. Мне пришлось быстро снять его с себя — чёрт… так быстро я никогда ещё не раздевался.
Оставшись в своей грязной вытянутой майке, я поднялся на ноги, прислонился спиной к стене и одновременно поднял руку с револьвером. Теперь цель не двоилась передо мной, и Питер это заметил.