Война и люди
Шрифт:
Вот одна из фронтовых «мелочей». Подползаем к линии обороны. Тишина. И вдруг голос:
— Рус Иван, куда прешь, гранату брошу!
Мы сразу назад. Строго держались правила: обнаружены — отходить. В другую ночь тот же окрик:
— Рус Иван, куда прешь, гранату брошу!
Опять отошли. В третий раз отходить не стали. Чувствую: не мог обнаружить. Лежим. Слышим, снег под ногами у часового скрипит — пошел вправо от нас. И там опять сонный голос:
— Рус Иван, куда прешь, гранату брошу!
Взяли мы этого крикуна. Рассказал на допросе: генерал заставил всех часовых выучить эту фразу.
Всю
Персональное приглашение
Генерал: За долгую оборону под Полоцком Шубин так досадил немцам, что они начали открыто охотиться за разведчиками. Георгий, расскажи, как ты встретился с немецкой разведкой.
Шубин: Обычно мы избегали встречаться. А тут чувствую: фашисты на рожон лезут. Засаду устроили. Лазят на нейтральной полосе по деревьям, высматривают. Решили и мы сделать засаду. Проследили все тропы в болотах. И однажды Валерий Арсютин, взволнованный, соскочил с дерева:
«Идут… Пятьдесят автоматчиков».
Залегли. Пулеметчика Присяжнюка я положил на самой тропе:
«Стрелять будешь только с двадцати метров, не раньше».
Семнадцать человек остальных решили залечь сбоку и пропустить разведку.
Присяжнюк ударил точно с двадцати метров. А мы ударили сзади… Человек пять или шесть успели уйти. Считай, всю разведку в лесу оставили.
Генерал: А через три дня противник без всякой подготовки, без видимой причины и пользы полез на наш батальон. (Он был чуть выдвинут по линии обороны.) Запомнился этот день — командир батальона просил огня прямо в квадрат землянок. Выстояли. Пленных взяли. Допрашиваем: «Почему вдруг полезли?» Говорят: «Генерала очень разозлила гибель разведки. Приказал атаковать батальон, Шубина взять живым или убитым». А Шубин с разведчиками был в это время на отдыхе в двадцати километрах от фронта.
Шубин: А помните смешную листовку?
Генерал: Да, спустя месяц после этого самолет раскидал листовки. Приносят мне в штаб десяток этих бумажек. Среди них две с такими словами: «Младший лейтенант Шубин, ваше место в великой Германии! Фюрер сохранит вам жизнь, оружие, ордена…»
Шубин: Я тогда был молодой и очень гордился таким предложением.
Жук
«Ходила с нами в разведку собака. Звали Жук, но происхожденье у пса было немецкое — в каком-то бою живым трофеем достался. Приехал в роту начальник разведки Быков. Пес у его ноги трется. Почему-то моим ребятам он очень понравился.
— Подарите, товарищ полковник.
Смеется:
— Два «языка» — и по рукам.
Нам как раз повезло. На второй день двух и взяли. Отправляю в штаб и записку даю посыльному: «Прикажите доставить Жука к разведчикам». Приводит посыльный собаку, письмо с инструкцией подает: «Жук отзывается на немецкие команды: «Крихе!» — «Ползти!», «Леге дих!» — «Лежи!»… Умница собака. Стали мы ее брать на задачу. Идем в тылу у немцев — ни звука. Лежим в засаде — и она тихо лежит. Гляди за хвостом, чуть дернулся — значит, опасность. Один раз столкнулись с немцем шагов на пятнадцать. Пес кинулся, свалил в снег здоровенного рыжего обера. Тот растерялся, автомат в руках,
Погиб Жук случайно. Переходили линию фронта. Немцы стреляли по нас наугад. Все живы остались.
Один Жук получил пулю. Я засветил фонариком — безнадежен. Достал пистолет… До сих пор жалко…»
Два старика
«Вот на карте деревня Хобня. А вот тут, возле Шумилина, есть хуторок. В сорок третьем году они стояли километров за сто от линии фронта, в тылу у немцев. Мы в этих местах дней двенадцать ходили. Помню, к своим собрались. Вдруг Гриша Никишин слег. Жар, бредит… Расстегнул у него рубаху — сыпняк! Положили на плащ-палатку, идем из леса к деревне. В крайнем доме — старик со старухой. Сел со стариком рядом.
— Отец, — говорю, — надо парня спасти. Мы вернемся. А запоздаем — разыщи партизан. Вот тебе золотые часы. Это все, что у нас есть.
— Хорошо, хорошо. Часы не берет. Гришу за печкой уложил на солому… На второй день с Николаем Кольцовым та же история —
жар, бредит. Свернули из леска в маленький хуторок. Опять стучимся в крайнюю хоту. Опять открывает старик. (В деревне молодых не было. Кого немцы угнали, а кто в партизаны ушел.) Благообразный такой старик, чистенький. Яичницу сразу на стол, бабку за самогоном в погреб послал.
— Выхожу парня, выхожу. Часы взял охотно. Нам табаку и кусок сала принес…
Через месяц мы примерно в тех же местах оказались. Сделали крюк по лесам и вышли на хутор. Стучимся. Увидел старик, обрадовался:
— Милые мои! Заходите, заходите. Парня вашего к партизанам определил.
Опять яичница на столе, сало большими ломтями… Вдруг заходит в хату дозорный Миличенко Володя. Наклонился, шепчет:
— Кольку-то нашего старик немцам в комендатуру отвез.
Мы все поднялись:
— Проверить.
Пошли по домам. Точно. Отвез на второй же день. Вышли на улицу. Звездная ночь была.
— В Бога, — говорю, — старик, веришь?
Все сразу понял. Упал на колени:
— Сынки… Сынки…
Мы тогда не могли прощать… Сразу же ко второму деду в деревню Хобня пошли. Дед сидел у окна, чинил валенок.
— Как, дедушка, наш Григорий?
— К партизанам отправил…
— Веди, дед, и нас к партизанам.
Привел. Гриша Никишин там! Кинулся обнимать и деда и нас. Рассказывает: «Дед подлечил, а когда повез к партизанам, в сумерках с патрулем повстречались. Я сообразил: раз — и в сугроб за кустами в обочине. Немцы в пяти шагах от меня светили в сани фонариком, копались в соломе…»
Это было время большой проверки людей».
Валя Назарова
«Готовился штурм Полоцка. Разведка получила задачу: добыть планы всех укреплений. Восемь дней ползали на животах около города. Пометили на карте дзоты, зенитки, линии рвов, надолб. Собрались уже возвращаться, зашли к партизанам. Командир говорит:
— К фашистам мы подослали девушку… Работает в штабе. Может быть, она что-нибудь скажет. Подожди до завтра — в среду она на явку приходит.