Война и люди
Шрифт:
Смерть ходит где-то рядом.
Не подпускай ее к себе.
– Ну! Что скажешь? – заискивающе спросил друг, пристально посмотрев на меня.
– Пожалуй, что ничего не скажу… Что тут скажешь, – ответил я.
– Вот именно, что ничего! – громко сказал друг и стукнул ладонью себе по ноге.
– Ну действительно! – возмутился я.
– Да действительно! – ответил друг. – Все именно так и есть. Бывают вещи, которые не требуют ни слов, ни вопросов, ни охов-вздохов, ни критики о том, «как надо было». Абсолютно ничего. Ты прав. Бестолковые рассуждения.
– А что все-таки случилось? Ты знаешь? – спросил я.
– Нет.
Я задумался и на короткое время ушел в себя. Ведь действительно часто бывает, когда абсолютно нечего сказать ни в поддержку, ни в упрек, не находится комментариев, не потому что тебе ситуация безразлична, а потому что все сказанные тобой слова будут лишними и неуместными, но понимаешь это только ты, и поэтому твое молчание расценивают как равнодушие. И самое интересное, что в такие моменты тебе абсолютно все равно, как кто расценивает твое молчание. В этот редкий момент ты бываешь настоящим, не пытаешься показать себя лучше или хуже (что тоже бывает), даже если ощущаешь неловкость…
– Ну ты чего завис! – одернул меня друг. – Пить будем? Третью. Не чокаясь, – и снова, не дожидаясь моего ответа, он разлил коньяк по рюмкам.
Мы встали, выпили, и начался новый рассказ.
***
Эта история имеет полное право называться легендой. Реальная история, полная загадок. История о человеке, за которым смерть ходила по пятам и все-таки настигла его, но не в этот раз…
Старший офицер с позывным В*** получил задачу ночью привести подчиненную ему роту сирийской армии на один из подконтрольных опорных пунктов, объединиться с находящимся там подразделением и утром перейти в наступление на ИГИЛ (Здесь и далее – организация, запрещенная в РФ).
В*** лично проверил указанный маршрут и ночью в установленное время выдвинулся на место. Тем временем сирийцы, стоящие на опорнике, отдали в прямом смысле этого слова свои позиции игиловцам, или, как их еще называют, даишам, и ушли. По какой причине это произошло, можно только предполагать, но подобный случай совсем не был из ряда вон выходящим. Для сирийцев нормальное дело уйти с опорного пункта, потому что завтра выходной, потому что даиши собираются наступать, потому что еще что-нибудь. Сплошь и рядом предательство и безалаберность. Но случилось, что случилось.
В*** шел впереди, и на подходе к назначенному опорному пункту в его сторону был открыт огонь. Он дал своему подразделению команду «К бою!» Но позади него никого не было. Он остался один против войск игиловцев. Скорее всего подразделение, которое вел В***, было оповещено их «друзьями» с этой или с другой стороны, что опорник отдали и не стоит туда идти. Иначе как можно еще объяснить произошедшее. Особым желанием воевать с даишами сирийские войска, как правило, не отличались.
Следующим утром на месте, где произошло боестолкновение, были обнаружены: бронежилет, шлем, пустые магазины и заклинивший автомат. Тело не нашли. Что с ним произошло, мысли приходили самые разные и самые ужасные. «Неужели В*** в плену? – задавались вопросом посвященные в дело военачальники. – А может, ему уже голову отрезали? Что же докладывать?..»
Спустя неделю одна из автомобильных колонн двигалась по шоссе. Один из водителей увидел одиноко идущего в песках мужчину, и старший офицер колонны приказал остановиться. И каково же было удивление, когда в этом обессиленном мужчине узнали В***. Это было настоящее чудо.
Никто так и не узнал, как ему удалось спастись. Он никому ничего не рассказал. Ясно одно: мужества и силы духа у этого офицера было более чем. К сожалению, спустя больше чем полгода в очередной и последней командировке
Ошибка ценою в жизнь
Обычный день,
И есть работа.
Без задней дружно
Все в УАЗ.
Их было трое —
Их забота —
Нужно
Выполнить приказ.
Плотно пули застрочили.
УАЗ разбитый,
Люди в нем.
В решето их превратили.
Души в небо отпустили.
Души их мы не вернем.
– Почему про этих людей никто не знает? Почему ничего не говорят? – спросил я не столько друга, сколько произнес это в воздух, понимая, что вопрос сугубо риторический.
– Да потому что героев много ни к чему. Чем больше героев, тем больше волнений. Но когда героев нет совсем, то где патриотизм брать? Поэтому иногда один-два проскочат. Чтобы в тонусе держать, так сказать. А если о каждом говорить, то и до бунта русского великого и беспощадного недалеко. Я преувеличил, конечно, но суть ты, я думаю, понял.
– Ложь во благо… Сомнительное благо какое-то.
– Для тебя сомнительное, а для лгущих вразумительное. Главное, что верят. Если верят – значит, все правильно.
– То есть ты поддерживаешь эту ложь?
– А я не могу ни поддержать, ни быть против. Я только могу надеяться на то, что отличу вранье от правды… Я предлагаю не рассуждать долго, а выпить, и мы продолжим.
– Дружище, наливай! – сказал я и стукнул рюмкой по столу.
***
В тот злополучный день все шло своим чередом: летала авиация, вел разведку спецназ, и, конечно, работала артиллерия. Офицеру артиллерии, выполняющему задачи в качестве корректировщика, было указано выдвинуться дальше находящегося на переднем крае опорного пункта, занятого сирийцами для корректировки артиллерийского огня. Офицер и два бойца, один из которых водитель, отправились на УАЗе к указанному месту.
Но этот опорный пункт не был занят сирийцами. Это место было занято подразделением ИГИЛа. На этом участке шли бои, и, пока принималось решение, пока офицер и бойцы находились в пути, линия фронта сместилась на несколько сотен метров, и их никто об этом не проинформировал, но возможно, причина была и иной. Как всегда в таких случаях, полно возможных причин и много, что возможно, но итог один – все трое были убиты.
Когда офицер понял, что они едут к неприятелю, было уже поздно. Игиловцы открыли по УАЗу шквальный огонь. Обоих бойцов убили сразу. Офицера ранило – пуля пробила бронежилет, но он сумел выбраться из автомобиля и отполз за задние колеса, оставив за собой кровавую полосу. Он сражался, пока у него не закончились патроны. Всего на теле офицера было обнаружено четыре ранения, и все они оказались несовместимыми с жизнью. Но офицер бился до последней капли крови и позволил себе умереть, только когда отбиваться было уже нечем, он не дался врагу живым.