Война и Мир
Шрифт:
Пока основные силы Западного отряда продолжали осаждать прикрывающие Балканские перевалы Яблоницу и Мездру, Особая бригада прошла севернее и добралась до Кутловицы без особых помех. Враг сделал робкие и не слишком впечатляющие попытки приостановить наш марш в селе Криводол, а затем под деревенькой Стубел. В обоих стычках победу принесли действия гусар, казаков и драгун, ракетчики и артиллеристы в дело даже не вступали. Наши потери составили двенадцать убитых и вдвое больше раненых, башибузук погибло около сотни и втрое большее число мы взяли в плен. Гусары Смерти вновь напомнили о себе,
Из Плевны я выбрался 31 июля и уже 4 августа добрался до реки Огоста, за которой виднелись черепичные крыши Кутловицы.
— За рекой турки соорудили редуты. У них имеются пять полевых орудия калибра 7.85, — четко, по-военному лаконично докладывал Рут. Рядом с ним находился успевший немного освоиться Громбчевский и еще парочку разведчиков, не считая нижних чинов. — Командует ими Гусейн-паша, под его рукой меньше двух тысяч человек.
— Раньше разговор шел о трех тысячах, — напомнил я.
— Так и есть, Михаил Сергеевич. Но Мехмет-Али-паша не верит в то, что Кутловицу можно удержать и потому приказал двум самым боеспособным таборам отойти к Берковице. Впрочем, мы взяли языка. Не угодно ли послушать, о чем он толкует? — предложил Рут.
— Конечно. Кто его добыл?
— Казачий разъезд под командованием есаула Доронина, с ними находился прапорщик Громбчевский.
— Прекрасная работа, господа. Будьте уверены, я о ней не забуду, — поблагодарил я офицеров. — Молодцы, ребята! Нижним чинам раздать по две чарки ракии, пленного турка привести ко мне.
В Криводоле нашей добычей стало несколько бочонков с вином, ракией, водкой и даже ромом. И хотя в обозе бригады имелось все необходимое, трофеи так же являлись неотъемлемой частью войны. Тем более, их можно пустить на дело.
— Рады стараться, ваше превосходительство, — дружно гаркнули довольные донцы.
Турок оказался пузатым, с сонным лицом, глазами навыкате и внушительным синяком под левым глазом — видать кто-то из казаков успел приложиться, чтобы, так сказать, привести супостата в чувство. Его чин звучал как юзбаши, что соответствовало нашему пехотному капитану.
Пленному я уделил около двадцати минут. За это время он подтвердил короткий рапорт Рута и дополнил его, сообщив, что Гусейн-паша также не верит в свою победу, а лишь надеяться задержать нас здесь на два-три дня. Да и сами турки особым желанием сражаться не горели. Они знали, что против них выдвинулись Кара Улюм, так что особых иллюзий не испытывали.
— Юзбаши накормить и утром отправить в Плевну, — распорядился я. — А пока же займемся подготовкой операции.
Хотя, как показало будущее, пытаясь свести потери к минимуму, я перестраховался и слишком много внимания уделил делу, которое закончилось, не успев толком начаться.
Утром 5 августа на позиции турок полетели первые ракеты и снаряды. Драгуны спешились и ввязались в перестрелку через реку.
Около двух часов продолжался обстрел неприятеля, на который тот отвечал вялой стрельбой своих пушек, а затем по центру поднялось белое полотнище.
— Немедленно прекратить огонь, — приказал я, заметив в бинокль белую ткань. — Андрей, отправляйся к туркам, принимай только безоговорочную капитуляцию, прочие условия нас не устраивают.
Подполковник Некрасов в сопровождении первого эскадрона ускакал и минут пятнадцать ничего не происходило. Затем Андрей вернулся и сообщил, что турки сложили оружие и знамена. Так закончился бой за Кутловицу, который-то и боем можно было назвать с большой натяжкой. Естественно, в своем рапорте цесаревичу я малость приукрасил масштабы действий Особой бригады. Как генерала, меня за подобное вряд ли чем-то наградят, но нескольким офицерам и полсотни нижних чинов медали явно не помешают.
Гусейну-паше было за шестьдесят, он носил круглые очки. Короткая бородка и усы имели серо-белый цвет, а морщины, равно как и усталость на лице, добавляли ему возраста. Он собственноручно вручил мне свою саблю, держась вежливо, но с достоинством.
С пашой и двумя его доверенными офицерами мы провели общий ужин, после которого поговорили с турком наедине, выкурив сигары и смакуя превосходный кофе. После трех стопок коньяка Гусей-паша немного оживился и разговорился.
— Не подумайте, что я паникер, но в данной войне у моей Турции практически нет шансов победить, — с горечью признался он.
Между слов остался факт, что его фактически бросили на произвол судьбы, заставив защищать совершенно неподготовленные позиции, не выделив необходимых сил и оружия. Горечь от того, как складывается война, от многочисленных обид и безвольного командования султана заставили этого человека смотреть жизнь мрачно, с изрядной долей пессимизма. Да и я, молодой успешный генерал, лишь укрепил общее впечатление от происходящего. Несмотря на апатию и скорбь он оказался превосходным игроком в шахматы и выиграл у меня две партии из трех.
Пообещав Гусейн-паше, что с ним, его офицерам и солдатам будут обращаться уважительно, согласно их статусу, поутру я отправил всех пленных, знамена и пушки в Плевну. Моя же коллекция оружия пополнилась дюжиной превосходных экземпляров.
В Кутловицы подошла 1-я бригада 31-й дивизии под командованием Белокопытова. В отличии от Вельяминова, мы с Сергеем Дмитриевичем относились друг к другу нормально. Относительно недавно, 21 июня, если быть точным, ему исполнилось пятьдесят пять, но он все еще оставался бодрым и энергичным командиром. Короткостриженый, с правильными чертами лица и твердым взглядом голубых глаз, гладко выбритый, но с шикарными, переходящими в кустистые бакенбарды, усами, он мне в целом нравился, как человек, обладающий всеми необходимыми военному качествами. Обрисовав ему положение дел, я выдвинулся в Берковицу, до которой было чуть более двадцати верст.