Война мага. Т.4. Конец игры
Шрифт:
Наверное, думают о себе, что герои, не давали покоя горькие мысли. Мальчишки неслись в сёдлах всю ночь, с развёрнутыми знамёнами, чуть не падая от усталости – и мечтая о «последней атаке», в которой они, и именно они, пробьются наконец к ненавистному узурпатору, вызовут его на поединок и сразят. Бедняги.
А те, кто поддерживал в них это убеждение, – не заслужили ли они петли куда больше, чем повешенные в Гунберге?
Заслужили, говорил себе правитель Мельина. Потому что иных шансов у них не осталось. – только броситься всей массой на несокрушимый строй легионов в надежде, что хоть кому-то
А Нерг выжидает. Словно ему и не так уж важна эта победа, словно наступающие легионы там не считают за угрозу.
Император невольно поёжился. От таких мыслей становилось совсем скверно.
…Вьются, трепещут украшенные золотыми геральдическими зверями вымпелы, сверкает на неярком осеннем солнце броня многочисленных всадников. Рыцари готовы к последнему параду.
– Как ты думаешь, – буркнул Император, оборачиваясь к Сежес, – посылать депутацию с предложениями о прекращении кровопролития…
– Конечно, бессмысленно, повелитель, – перебила его чародейка. – В лучшем случае вернутся ни с чем. В худшем – их вздёрнут перед строем, для поднятия боевого духа.
– Пусть атакуют, – поддержал волшебницу Клавдий. – Мы выдержим, мой Император.
– Что с Радугой? Ты сможешь прикрыть легионы, Сежес?
Волшебница кивнула.
– Отразить – отражу. А остальное поберегла бы до Нерга. Да и ему не следует знать, на что я способна. – Тонкие пальцы коснулись немудрёного гномьего украшения на шее, его чародейка теперь носила, не снимая. – Хотя есть у меня одно заклятье… Признаюсь, берегла на самый чёрный день.
– Это какое же?
– Вызывание демонов. – Сежес понизила голос. Надеюсь, мой повелитель не думает, что на такое способны только адепты Слаша Бесформенного.
– Вот даже как? А что ж ты молчала? Почему умирали мои легионеры, а не всякие твари с другого плана?! – Император сдвинул брови. Всё-таки утаила. Держала камень за пазухой…
Волшебница нервно облизнула губы, потупилась:
– Повелитель, к сожалению, я не способна поставить под вашу команду неисчислимую орду. Встретить козлоногих такой же армадой у меня бы не вышло. Да и ни у кого другого тоже, можно не сомневаться. Я сожгу амулет Баламута и, быть может, призову сотню другую бестий. Капля в море против козлоногих, но при штурме Нерга может оказаться нелишней. Потому и говорю, что берегла на крайний случай. Но… если сегодня удастся не допустить кровопролития…
Император кивнул:
– Хорошо, Сежес. Спасибо тебе за откровенность. Заклятье прибереги. Я не знаю, что нас будет ждать у Всебесцветной башни. С этими же справимся и простыми пилумами…
Баламут, твой хирд встанет в центре. Рыцари пойдут клином, у них только один шанс и только одна атака.
– Не беспокойтесь, повелитель, Молот не подведёт Василиска.
– Плохо только, что у нас за спинами нет и самого завалящего холмика, – проворчал Клавдий. – Конница наберёт хороший разбег, постарается разрезать нам центр, а контратаки во фланг – отразить собственными резервами.
Император кивнул. Во все мельинские трактаты по военному искусству вошло поражение
Бароны крепко запомнили тот урок. Даже в битве на Ягодной гряде они не решились прибегнуть к тому же приёму. Сейчас – рискнули. Что могло означать лишь одно; драться сегодня они станут до последнего, не отступят и не побегут. Наверняка сыграли свою роль и раздутые (как же иначе!) магами Радуги слухи о двадцати пяти повешенных в Гунберге.
Мальчики, баронские сыновья и внуки, сквайры, оруженосцы, мечтающие о шпорах и поясе, решили красиво умереть.
Тьма и Разлом, хватит крови! Я заставлю вас жить, даже если вы не перестанете меня ненавидеть. Ненавидьте, дело ваше – но служите моему сыну.
Император вновь окинул взглядом выстроившиеся легионы. Массивный квадрат хирда, казалось, врос в самом центре несокрушимой скалой; длинные копья подняты, забрала опущены, стальная стена щитов сомкнута, накинуты на крюки соединяющие их цепи. Справа и слева от гномов – далеко оттянувшиеся прямоугольники манипул, в классическом шахматном порядке, готовые встретить врага ливнем пилумов. Он вряд ли остановит тяжеловооружённую рыцарскую конницу, тем более – приготовившуюся умирать, но обескровит наверняка. Впереди, в поле – россыпь велитов.
Сейчас начнётся. И лучшие бойцы Империи Людей сойдутся на бранном поле, в очередной раз готовые умирать по мановению руки остающихся в тени магов – приливала знакомая подсердечная злость. Знакомая по той страшной ночи в имперской столице, когда он, правитель Мельина, бросил легионы против всесильного, как казалось, Семицветья.
Но злость вспыхивает и тает, исходя ядовитым дымом; её словно бы смывает непрерывно сочащаяся и капающая с пальцев левой руки кровь. Творимая только для того, чтобы покинуть тело. Рождённая на погибель.
Точно так же потекут сейчас вперёд бароны и их сыновья – чтобы вал их «последней атаки» разбился бы о стойкость набранных из простого народа легионов, ненавидящих «благородных», наверное, с самого первого мига жизни. Достаточно крови. Пусть сегодня прольётся только его собственная.
Они одурманены, думает Император. Нерг решил показать мне цену победы. Сежес не чувствует никаких чар, но они есть, не могут не быть…
…Или это мне просто очень хочется, чтобы они нашлись? Потому что не хочется, верить в жертвующих собой баронов и их сыновей, жертвующих только потому, что искренне, до рези в сердцах считают его, правителя Мельина, убийцей и кровавым узурпатором? Император тронул поводья, не глядя ни на Сежес, ни на проконсула. Кер-Тинор безмолвной тенью возник рядом, и правитель Мельина предостерегающе вскинул ладонь.