Война на краю времени
Шрифт:
— Дэвид, — сказал Великий Судья, — я пока не планирую выходить в отставку. Но сейчас я нахожусь в таком положении, когда мне нужно подумать о преемнике. В конце концов, я тоже старею.
— Сэр, у вас впереди еще много лет, — проговорил Марин.
Он держался несколько сдержанно. Это было на следующее утро после звонка Делинди. Они сидели в коттедже Судьи.
— Существует, конечно, много возможностей. Мы можем снова открыть препарат омоложения несмотря на то, что
— Сэр! — воскликнул Марин.
Его щеки побледнели. Он сидел, совершенно пораженный. Он был далек от предположения, что такой разговор может возникнуть.
— Видишь ли, Дэвид, — тихо проговорил вождь, — в моей жизни много тайн. И не последняя из них в том, что я с ранних лет хотел иметь как можно больше детей. Я смог осуществить это желание — пока мне не пришло в голову, что через своих детей я становлюсь слишком уязвим для своих врагов. Поэтому я скрывал от них, что являюсь их отцом. Я скрыл это от тебя. Я скрывал это от твоей единокровной сестры Делинди.
— Я ваш сын? — хрипло переспросил Марин. — Делинди — ваша дочь? — и добавил невыразительным голосом:
— Это вы и сказали Делинди, и поэтому она.., ушла от меня?
— Да. Это было ошибкой с моей стороны — не заметить, как ты с ней относишься.
Марин открыл рот, чтобы что-то сказать. Но шок был слишком силен, чтобы он смог произнести хотя бы слово.
— Я полагаю, — продолжал Великий Судья, — что такое неизбежно. В наших играх по поиску партнера брат рано или поздно может выиграть единокровную сестру. Это становится все менее и менее вероятным, но прежде система регистрации работала не слишком четко. Короче, когда я попросил, чтобы послом Джорджии назначить Даррела, как он себя здесь называл, то сделал это лишь потому, что надеялся, что благодаря этому рядом со мной будет его дочь, Делинди, на самом деле — моя дочь.
Чувство одеревенелости постепенно оставляло Марина. В этом плане он был немного лучше осведомлен о своем происхождении.
Его мать и отец попали в плен в начале войны. Когда он подрос, его мать честно рассказала ему, что стала любовницей Великого Судьи. Она сказала ему, что диктатор считает его своим сыном, и добавила, что по этой причине он может ожидать со стороны Великого Судьи некоторого внимания. «Но ты — не его сын, — говорила она. — С твоим отцом мы прожили большую часть времени, пока были в плену, и мне стоило немалых
Если он когда-либо скажет тебе об этом, изобрази удивление».
— Дочь посла — на самом деле ваша дочь, сэр? — медленно проговорил Марин. — И ваша привязанность к Делинди — это привязанность отца к дочери?
Диктатор улыбнулся.
— Чудесная девочка. Я горжусь, что у меня такая дочь.
— Как же джорджианский посол согласился — в то время — на такое соглашение между вами и его женой? — спросил Марин.
Мощное лицо Великого Судьи озарилось улыбкой.
— Брось, Дэвид. Ты прекрасно знаешь, что время было военное. Я служил в армии. Его жена в тот момент испытывала более приземленные интересы, чем потом. Но это мой ребенок, хотя она и сказала мужу, что девочка родилась преждевременно.
Марин хорошо знал, кто его родители. Может быть, Великий Судья и является человеком многих тайн. Но он не знал, что в интересах государства дочь посла — его дочь — подменили на младшую сестру джорджианской королевы.
— Вы говорили, — произнес он вслух, — что у вас возникло ощущение, будто существует решение проблем единокровия.
Великий человек кивнул.
— Я решил, что нам неизбежно придется пойти на этот риск.
Марин пытался скрыть растущее возбуждение.
— Ваше превосходительство, — неловко проговорил он, — должен ли я понимать это так, что вы решили терпимо отнестись к моей женитьбе на Делинди Дарелл, учитывая новый закон, разрешающий вступать в брак людям, у которых уже есть двое детей?
Великий Судья встал и протянул ему руку.
— Все дело в отношении, Дэвид. Я уверен, что вы двое можете быть очень счастливы.
Они обменялись рукопожатиями.
— Я тоже уверен в этом, сэр, — ответил Марин.
Он шел по дорожке и думал. Это только вопрос отношения. Я не его сын, а Делинди не его дочь. Но он думает так, а потому мы вполне могли бы быть его детьми — когда речь идет о чувствах.
Он ощутил, что прикоснулся к великой тайне человеческой натуры. Где-то у него в сознании затерялась мысль, ощущение, что если люди примут это, то они найдут ответ на свои устремления.
Они искали его в таких словах, как «товарищ», «брат», «друг». Но это были короткоживущие идеи, которые вскоре затерялись в стране теней истории. Может быть, сила притяжения таких чувств может быть усилена групповыми взаимоотношениями.
Чувство значительности момента поблекло. Он поймал себя на том, что улыбается и даже испытывает некоторую радость. Это ощущение полноты жизни он принял за то, чем оно и являлось — лукавой радостью человека, выигравшего у значительно превосходящих сил.
«Нет ничего приятнее, чем надуть старика», — с улыбкой подумал Марин.