Война над бездной
Шрифт:
Вот таковым и случился первый контакт с представителем от той инопланетной расы чудовищ. Вот таковым и получился первый конфликт в пределах пространства сверхогромно огромной раскидистой Вселенной, территорией, расстоянием исчисленной аж в миллиарды световых лет до самых, самых окраин, где господствуют квазары размером со звёзды, но яркостью светимости превосходящие галактики любого размера, и далее, далее до пустот неведомых…
То ль было ли началом войны над бездной…?
2
Неласковый осенний ветер
На словах передал его матери, такой маленькой старушке, что, у её сына есть надежда на выздоровление, и вышел, и, тяжело дыша, пошёл по этой мрачноватой улице под светом тусклых фонарей совсем безрадостно. Да чему уж радоваться, когда у него-то и нет никакой надежды, совсем никакой, ибо попросил у врача, выпустить его умирать дома, пусть одиноким, но дома. Вряд ли отпустили бы его, но попросил за него тот самый родственник по отцовской линии, подумав, наверное, уж пусть умирает, так умирает в своей, однако, двухкомнатной квартире, доставшейся по наследству, умирает в своей постели посреди родных стен, глядя на родной потолок. Что ж, неизлечимый рак вдобавок с неизлечимой лейкемией довершат его последние дни, и это-то в его девятнадцать постылых лет…
Да, конечно, такое всегда и часто может произойти на улице опасно криминального квартала, и оно произошло, случилось. Перед ним неожиданно образовалась этакая группа из пяти воинственно настроенных силуэтов. Что ж, какая-нибудь местная группировка из местных отморозков всегда с разумом, психологией криминального характера не могла пройти мимо незнакомого юноши, однако, такого хлипко тщедушного видом.
– Эй, есть закурить? – спрашивал один из них вот такой дежурной фразой, хотя, у самого в кармане полная пачка сигарет такой дешёвой начинки.
– Нету, – отвечал он, хотя, в кармане приберёг, может быть, да скорей всего последнюю пачку в жизни.
– А чо, такой спортсмен что ли? – явно продолжал вопрос тот самый из группировки отмороженных юношей, которой много, много раз в их пьяно лёгкой жизни никогда не насыщенной каким-либо интеллектом, тем более культурой, приходилось и отбирать, и избивать.
– Спортсмен, не спортсмен, а курить нету, – продолжал он в таком же духе, хотя, раньше его никогда не уличали в какой-либо отваге мужества.
Да, чего уж там, если его сегодня изобьют, убьют или он сам уже поникшим чахлым сдохнет через несколько дней – какая разница. Однако, впервые в жизни у него вот так и взыгралось мужество постоять за свою честь, именно за свою честь на исходе уж постыло скучной жизни. И был ли в этом свет в
Эти пятеро отморозков не собирались избивать его толпой, собирался его избить, и может до самой смерти, вот этот самый, задавший вопрос. Он же, никогда не являвшийся драчуном, бойцом на улице, приготовился встретить свою смерть именно сейчас, именно в эти секунды. Чего уж там оттягивать.
Четверо из этих хулиганов улицы, видом явной угрозы, вставали уже полукругом, тогда, как пятый, тот самый говорливый, которому очень захотелось, приспичило закурить, выходил вперёд, этаким коршуном на всяко мелко полётную птицу, дабы расправиться, разделаться, как следует. Он же, впервые в жизни своей постылой, когда всегда и был больным, немощным, встал один на один против этого мерзко мерзкого парня, насквозь начинённого пахучей гнилью. Но, ведь, по сути данного момента, он выходил один против пятерых, один против толпы. И в этом ли в этот раскалённый, распалённый миг экстремальности и была, впервые была высота полёта его личности, именно его…
– Эй, мужики, чего вы впятером на одного или вы не мужики… – в тишине промозгло осеннего вечера перед самой дракой один на один, исход которой был явно предрешён, внезапно неожиданно и раздались вот такие слова не тихо, и негромко, но, однако ж, тоном крепкого металла, что обернулись все.
Невдалеке от этой ситуации остановились, стоял мужчина где-то средних, а рядом девушка совсем юных лет, дочь, наверное. В любой другой момент внимание всех этих пятерых юнцов, оседлавших хамство и наглость без пределов, непременно обратилось бы в сторону девушки, что была ох как стройна, красива, но ведь другой момент.
Мужчина этот был среднего роста, не щуплый, но и не качок, далеко не качок…, но почему-то был он в футболке под таким промозгло осенним ветром, что было необычно. Наверное, закалённый…
Понимал ли он в этом дело, но в этот миг распалёно накалённого экстрима вдруг ли взыгралась, сыгранула интуиция, обратив взор его в некий взор этакого специалиста, в намётанный глаз врача, тренера иль спортивного физиолога.
Да, этот мужчина был среднего роста, не щуплый, но не качок, далеко не качок, а такой сухопарый, но каковы ж были руки: жилистые, познавшие и тяжёлый физический труд, и тренировки; на сгибу у локтевого сустава и у самой кисти, будто толстыми стальными канатами, выделялись, выпирались крепчайшие сухожилия. И притом эти жилистые руки до локтя раздавались, отливались широко вздутыми венами, в которых от мощно тренированного сердца текла, кипя бурливо, здоровая кровь, чрезмерно богато насыщенная кислородом.
И потому ль разуму подсказала интуиция, что ему ещё придётся пожить, хотя бы несколько дней и спокойно умереть дома на своей кровати, а не асфальте этой неказистой улицы…
Тогда из этой группировки из пятерых отморозков выходил самый здоровенный, не тот, который вызвал его, другой. Но каков же был этот, вставший на путь бандитизма ли? О, качок, спортсмен, единоборец, киллер, робот ломать, одним словом терминатор.
И всё равно интуиция его подсказывает…
И подходил этот качок, киллер к этому мужчине сухопарым видом, тогда как девушка спокойно, совершенно спокойно отходила в сторону, чтобы не мешать…