Война от звонка до звонка. Записки окопного офицера

Ляшенко Николай Иванович

Над полем боя высоко в небе по-прежнему кружилась «рама», теперь она уже не фотографировала местность, а корректировала огонь многочисленных вражеских батарей. Гром канонады продолжался с неослабевающей силой, хотя времени было более четырнадцати часов, и солнце смотрело к закату. Артиллерия противника била слаженно несколькими полками, накрывая массированным огнем большие площади. Бомбардировщики противника над плацдармом больше не появлялись, полагая, что свое дело сделали отлично. Наблюдая и взвешивая все происходящее на плацдарме, я думал, что едва ли мы найдем на нем что-либо живое.

Не доходя до берега с полкилометра, мы увидели картину полного разгрома нашего артиллерийского

дивизиона, неосмотрительно растянувшего свои огневые позиции по дороге вдоль берега. Следы недавнего массированного артиллерийского налета были еще свежи, дымились воронки, в результате прямых попаданий некоторые орудия были перевернуты и изуродованы, ящики со снарядами разбросаны, снаряды рассыпаны, видны были и места взрывов снарядов от детонации. Мы увидели несколько трупов бойцов орудийных расчетов и лошадей, возле 76-мм орудия лежал труп убитого офицера. Живых артиллеристов здесь уже не было, они куда-то укрылись, забрав с собой раненых.

Мы были в середине порушенного дивизиона, когда издали нас кто-то окликнул. Оглянувшись, увидели в соседней роще офицера, взмахом руки он подзывал нас к себе. Это оказался комиссар дивизиона политрук Бражников, он и рассказал нам, что здесь произошло. Дивизион целый день вел ответный антибатарейный и отсечный огонь, вывел из строя не одну батарею противника и даже вынудил на некоторое время замолчать всю вражескую артиллерию. Но «рама» точно засекла их и скорректировала огонь пришедших в себя немецких батарей.

— Всего минут двадцать тому назад немцы ударили по нашему дивизиону одновременно из ста тридцати орудий, — докладывал нам комиссар. — Убили несколько человек и многих ранили. Уже четыре санитарных двуколки отправили с ранеными, и вот еще сколько осталось... — Он вдруг прервался и спросил: — А вы не на переправу ли идете? — И после нашего утвердительного ответа, покачав головой, твердо сказал: — Не переедете! Как раз сейчас немцы усилили огонь именно по переправе.

— Может, нам повернуть обратно? — пошутил Матвеев.

— Говорю это не для того, чтобы запугать вас, — возразил Бражников, — считаю, что переждать интенсивность огня целесообразно, иначе не выполните своей задачи.

— Это, может, и верно, — заметил Матвеев, — но ситуация там тревожная, придется идти.

Простившись с комиссаром, мы поспешили к берегу.

Река блестела на солнце, как зеркало. Спокойное, но мощное течение огромной толщей двигалось между двух берегов, как живая ртуть по желобу. Ни один из берегов не подавал признаков жизни. Все на них было издолблено минами, снарядами и авиабомбами. Большие и мелкие деревья лежали по всему берегу, срубленные снарядами, вывернутые с корнем авиабомбами, а устоявшие на корню плакали кровавыми ранами. Из каждой раны текли слезы: бесцветные, розовые, фиолетовые — вытекая из пробоин в деревьях, сок падал крупными каплями на землю, словно кровь из груди раненого. Но, истекая кровью, лес стоял все такой же могучий и гордый, он не падал духом и не сгибался перед врагом. Так же ли стойко и мужественно сопротивляются врагу защитники плацдарма?

Обнаружив у самого берега большую воронку от авиабомбы, мы немедленно забрались в нее. На дне воронки уже собралась грунтовая вода, и, чтобы не сползти вниз, мы, осунув сапогами землю, каждый для себя сделали по одной ступеньке, опираясь на которые полулежа стали наблюдать за действиями артиллерии противника.

Немецкие артиллеристы по-прежнему дружно били всей массой орудий по площадям. Били они в основном по реке, в места переправы, стремясь воспрепятствовать пополнению плацдарма людской силой, боеприпасами и продовольствием. Били и по нашим передовым позициям по обе стороны реки. Но действия немцев

было нетрудно изучить: нужно лишь проверить интервалы, схему — и можно свободно выбирать момент. На левом фланге нашей обороны слышался рокот моторов танков. Там шел упорный бой. Артиллерийский дивизион перестал быть помехой, а новую артиллерийскую поддержку мы пока не наладили — вот почему, используя временное преимущество, гитлеровцы с остервенением рвались к берегу. Просидев непродолжительное время в воронке, мы полностью изучили ритм огня немцев: они давали залп через каждые пять минут; били сначала по левому флангу, потом по правому, потом по середине реки. Этот установленный шаблон они уже не изменят, так что можно спокойно переправляться. Выбрав момент, я выскочил к воде и закричал на тот берег:

— Эге-ге-ге-гей! Давай лодку!

Из бомбоубежища, вырытого прямо в круче, выглянул солдат и стал пристально всматриваться в меня. По комплекции я сразу узнал в нем Кирилла Семеновича Петрова — многоопытного солдата еще старой, царской армии, и снова закричал, называя его по имени-отчеству. Узнав и поняв меня, Петров прокричал:

— Пусть пробьют по середине, потом подплыву.

Махнув рукой в знак согласия, я вернулся в воронку. Как только прошел удар по середине реки, где как раз и предстояло нам переправляться, Петров немедленно появился на реке со своей лодкой. Плывя к нам, он успел подхватить большого сазана и несколько щук, оглушенных взрывом. Выскочив из воронки, мы быстро прыгнули в лодку. По реке, сверкая белыми брюшками, плыло множество убитой и оглушенной рыбы. Торопя лодку в обратный путь, Петров сумел ловко выхватить из воды еще несколько рыбин, приговаривая:

— Эк, канальи, сколько рыбы погубили! Ведь она теперь вся пропадет, и выловить невозможно, всюду стреляют.

Пока мы плыли, я заметил, что из шестнадцати воздушных проводов связи, перетянутых в разных местах через Волхов, осталось только два, остальные висели жалкими обрывками. Макеты орудий были все перевернуты и разбиты, повсюду валялись разбросанные штабели пустых ящиков. Объяснив Матвееву что это, я с гордостью сказал:

— Значит, мы трудились не напрасно, а вот немецкие летчики потратили свои «эллегербомбен» напрасно.

— Да-а-а, русская смекалка обходится немцам недешево, — согласился Матвеев.

Высаживаясь из лодки, мы спросили Петрова:

— Перевозил ты сегодня кого через реку?

— Нет, вас первых, — ответил Петров, — Правда, недавно приходили сюда командир и комиссар полка. Вот и вещи принесли, — он показал на чемоданы и свертки. — Но только они постояли тут, посмотрели через реку и обратно ушли.

Мы недоуменно переглянулись и, встревоженные, поспешили на КП полка.

Смятение на КП полка

К нашему изумлению, мы встретили на командном пункте полную растерянность. Командир, совершенно деморализованный, сидел в своей спальной нише, низко опустив голову, в другой нише, тоже невеселый, сидел комиссар. Связи с подразделениями полка они не имели и не знали, что творится на передовых линиях обороны. Не поднимая головы, командир доложил:

— Госпиталь переполнен ранеными, их поступает все больше и больше. Все резервы, кроме взвода разведки, израсходованы. Артиллерия с правого берега поддержку прекратила, и связь с ней оборвана. Подкреплений никаких не поступило. Да их и переправить к нам невозможно, вы сами видели, как бьют по местам переправы. Из дивизии передали, что комдив выехал к нам и сам будет решать вопросы. У меня же ничего больше нет, появись сейчас немцы на КП, так у меня и защититься нечем. Вот вам и вся обстановка, — закончил командир.