Война по понедельникам
Шрифт:
— О дроблении реальностей и порче девок мы поговорим в другой раз. А сейчас, если ты все-таки настаиваешь на беспристрастном судилище, я выступлю в привычном амплуа ходячей совести и спрошу: что сделал ты с КОЗАПом?..
— Как ты сказал? — Вячеслав-прим изобразил недоумение. — КО-ЗАП?
— Корпус Защиты Понедельников.
— А-а, ты этих коммунистических проходимцев, оказывается, имеешь в виду. А то я успел испугаться, что совершил нечто такое, о чем и сам не помню…
— Короче, твоя работа?
— Допустим, моя. Но даже в таком случае неужели у тебя найдется чем меня попрекнуть?
— Значит, твоя?
— Зануда ты, товарищ Красев. Не найти для беседы темы повеселей?
— Ответь честно.
Вячеслав-прим
— Я не понимаю, Слава, чего ты о них так печешься? Они изначально были обречены. Хотя, конечно, об этом не догадывались. Время при всей своей податливости не терпит насильственного обращения с собой, не тебе это объяснять. И чем дольше они занимались бредовой игрой в защиту понедельников, тем быстрее приближали свой собственный конец. И я надеюсь — я не знаю, что там с ними произошло, — но надеюсь, они получили по заслугам. И теперь уж точно прослежу за тем, чтобы подобное явление никогда не повторилось.
— С какой непринужденностью ты об этом говоришь. Ведь это были люди, Вячеслав, сотни тысяч, миллионы живых людей. А теперь их нет.
— Люди?! — Вячеслав-прим даже привстал, уронив том энциклопедии на пол. — После всего ты еще называешь их людьми? Ты что, никогда ничего не слышал о методах Корпуса?..
«Да, и не только слышал, но и видел, испытал на собственной шкуре», — думал Вячеслав, наблюдая, как наливается кровью праведного гнева лицо двойника.
Промелькнуло, трепеща, ожившее воспоминание. Вернулась на долю секунды, как при приступе дежа вю, вся совокупность давних ощущений: свобода, веселость, азарт, когда невыносимо захотелось чисто мальчишеской выходки, придуманной и лелеемой с момента прочтения «Архипелага ГУЛАГ», проснулось желание сыграть пару циничных (тогда он не понимал, насколько циничных) шуток с забитыми обывателями, не сумевшими противостоять террору (помните, наверное, этот знаменитый конъюнктив: «Если БЫ во времена массовых посадок, например, в Ленинграде, когда сажали четверть города, люди БЫ не сидели по своим норкам, млея от ужаса при каждом хлопке парадной двери и шагах на лестнице, — а поняли БЫ, что терять им уже дальше нечего, и в своих передних бодро БЫ делали засады по несколько человек с топорами, молотками, кочергами, с чем придется? Органы быстро БЫ не досчитались сотрудников и подвижного состава, и несмотря на всю жажду Сталина, остановилась БЫ проклятая машина!»).
И ведь какая же ты все-таки был тогда скотина: пошел на это, твердо зная, что ничего тебе не грозит — даже девять граммов свинца в затылок не страшны, разве что в плане острой, но непродолжительной боли. И не задумался хотя бы на минуту, а что грозит тем, с кем решил ты сыграть злую циничную шутку?
Не задумался…
А суть шутки заключалась в следующем. Отправляется новоиспеченный путешественник по времени в сорок девятый, скажем, год. Берет в Москве билет до Владивостока и, расположившись в купе идущего через всю страну поезда, быстренько знакомится с пассажирами и, не хмурясь, не оглядываясь через плечо и ничуть не понижая голоса, начинает травить забористые анекдоты из жизни Сталина и компании.
Ты даже не подумал тогда, что тебя вполне могут принять за сексота-провокатора, и тут же легко, без малейших угрызений совести заложить — и что в таком случае станется с твоим удовлетворением от изобретательно сконструированной хохмы?
Тебе очень хотелось посмотреть на то, как вытянутся лица попутчиков — нет, какая ты все-таки был скотина, нашел удовольствие — наслаждаться чужим страхом. И ведь почти шагнул за эту черту, предвкушал уже эмоциональный подъем, возбуждение от осознания себя Повелителем Миров, Олимпийским Божеством, стоящим над людьми, над моралью, над любой авторитарнейшей властью. Но вмешался Корпус, и это остановило тебя.
…Он купил билет, устроился в купе, он дождался, когда попутчики сначала робко, затем увереннее начали знакомиться друг с другом.
Из переделки Вячеслава вытащила Нормаль. Так Красев познакомился с Темной Стороной Времени. Так он познакомился с тактикой Корпуса.
А тактика была проста и даже изящна в своей простоте. Вячеслав-прим очень правильно заметил: «Время при всей своей податливости не терпит насилия». Потому достаточно решительным способом устранить в момент образования новой реальности причину, благодаря которой новая реальность получила шанс реализоваться, как Время само собой отторгнет новообразовавшуюся альветвь в пустоту и мрак Темной Стороны. Два лика Времени, два свойства: легко порождать новые реальности и так же легко убивать их. Хронос, пожирающий своих детей.
Понятно, что для выполнения подобной задачи Корпусу требуются смертники — заведомые камикадзе, которые умеют только убивать и умирать вместе со своими жертвами, которых легко отправить умирать во имя Идеи. И Корпус воспитывал таких людей; целую школу Корректоров для этого организовал.
Да, тактика была проста и даже изящна.
— …Семьдесят лет, — красноречиво разглагольствовал между тем двойник, — семьдесят лет они истребляли свой собственный народ; семьдесят лет занимались производством дерьма и производством дерьма в квадрате; породили самое бездуховное общество в мире, и вместо того чтобы успокоиться наконец, с энтузиазмом некрофилов занялись защитой этого своего квадратного дерьма от каких-либо посягательств. Организовали для этого целый Корпус, воспитали миллион киборгов, не заметив даже, с какой легкостью докатились в славном этом деле до примитивного фашизма. И после всего этого ты приходишь ко мне и, рыдая в голос, призываешь поплакаться и покаяться, пожалеть эту банду? А они кого-нибудь когда-нибудь жалели? Знаешь, Вячеслав, раньше я не понимал фразеологического оборота «интеллигентские сопли». А сегодня, после твоих заявок, начинаю понимать.
— Я знаю, как ты до них добрался, — сообщил Красев бесстрастно, словно его и не касалось вдохновенное обращение Вячеслава-прим. — Я сам обдумывал такую возможность. Чисто теоретически, конечно. При наших с тобой способностях подобный план вполне осуществим… Кстати, давно хотел тебя спросить: когда ты обращаешься к своему нормализованному подсознанию, какое имя ты используешь?
— Нормаль, — не стал скрывать двойник, хотя и несколько обиженный невниманием к его патетическому монологу, — а что?
— И в этом, как того следовало ожидать, мы с тобой совпадаем… Так вот, пришла мне в голову с час назад интересная мысль. Если я сумел до такого вполне законченного плана низвержения Корпуса додуматься, то тебе сам бог велел. А принципиальная разница между нами в том, что я только обдумываю подобные идеи, ты же — всегда готов действовать.
— А что за план? — жадно поинтересовался Вячеслав-прим.
— Ну-ну, продолжаем, значит, наши игры? — Красев старался изобразить сарказм, но не слишком хорошо это у него получилось. — Ты ведь наверняка понимаешь, что я имею в виду. Ну бог с тобой, иначе мы тут просидим столетие, переливая из пустого в порожнее. А план прост. Если нельзя никак «добраться» до КОЗАП из основного вектора; значит, нужно зайти с другой стороны — через «Эталон»…