Война претендентов
Шрифт:
— Значит, ты снова осиротел и теперь хочешь, чтобы я принял тебя только потому, что ты на коленях приполз ко мне обратно?
Лицо Римо вмиг стало каменным.
— Я не приполз на коленях!
Кореец всплеснул руками и примирительно произнес:
— Ничего страшного! При необходимости Синанджу разрешает ползать на коленях.
— Я не собираюсь пресмыкаться перед тобой!
— Жаль, я уже собирался принять к рассмотрению твою нижайшую просьбу, о покинутый всеми...
— Я не буду ползать на коленях! — решительно заявил Римо.
Чиун по-птичьи наклонил голову и сказал:
— Даю тебе последний
— Ни за что!
— Ладно, я согласен на то, чтобы ты меня слезно умолял...
Гордо расправив плечи, Римо заявил:
— Мастер Синанджу никогда не ползает ни перед кем на коленях и никогда никого не умоляет!
— Достойный ответ! — радостно воскликнул Чиун. — Теперь, пожалуй, ты можешь сесть рядом!
Ученик опустился на свой татами, стараясь перехватить взгляд старика, но тот всячески прятал глаза.
— Мне было одиннадцать, когда мой отец, Чиун-старший, взял меня за руку и сказал: «Мы отправляемся в путь». Я спросил: «Куда, отец?» И Чиун-старший ответил: «У меня есть одно дело в соседнем ханстве, и поскольку после меня ты станешь мастером Синанджу я возьму тебя в это небольшое путешествие». И вот мы отправились пешком по Шелковому Пути. Этой дорогой наши предки много веков уходили из Жемчужины Востока, чтобы служить императорам, халифам и королям.
— Так вы пешком пошли по Шелковому Пути?! Чиун небрежно пожал плечами.
— Да это же совсем рядом! Каких-нибудь семь, восемь сотен ваших английских миль, — снисходительно произнес он.
Римо изо всех сил старался сдержать скептическую ухмылку.
Тем временем мастер Синанджу продолжал:
— Это было самое начало двадцатого века, а может, самый конец девятнадцатого. Не могу сказать точно, потому что мы, корейцы, ведем летосчисление не так, как вы в Европе. Немало чудес повидал я на Шелковом Пути. В те дни по пустыне еще ходили многочисленные торговые караваны, и моим изумленным глазам представали арабские жеребцы, одногорбые верблюды дромадеры, монголы, турки, китайцы... По дороге отец рассказывал мне, как дед в свое время брал его в путешествие по Шелковому Пути. В те дни кратчайшей и безопаснейшей дорогой к тронам правителей, жаждавших воспользоваться услугами мастеров Синанджу, был именно Шелковый Путь, потому-то мне как будущему мастеру важно было познакомиться с каждым городом, каждым базаром, чтобы в будущем ради благополучия своей деревни я смог бы преодолевать большие расстояния, не став при этом жертвой разбойников, грабителей или диких зверей. Однажды вечером мы остановились неподалеку от Бухары в караван-сарае, который держал хитрый узбек по имени Хоя-хан, славившийся вином собственного изготовления.
Там мы с отцом плотно поужинали. И тут я впервые увидел настоящего монгольского наездника, а также человека белой расы — круглолицего, белокожего, с огромными глазами, большим носом да к тому же косолапого! Один его вид поверг меня в ужас, и я бросился к отцу, который рассказал мне про варваров из малоразвитых западных земель, простиравшихся за Галлией, где люди не знали риса, кимчи и не почитали своих предков. Варвары в тех далеких землях вели себя подобно диким псам, кусавшим тех, кто пытался их накормить...
— Ладно, я все уже понял, — буркнул Римо.
Чиун с сомнением покачал головой
— Тот узбек по имени Хоя-хан с гордостью показал мне дрессированного бурого медведя. Животное вселило в мое юное сердце дикий ужас. Прежде мне никогда не доводилось видеть медведей, и теперь в его красных маленьких глазках я отчетливо читал желание отведать моей плоти. Пришлось рассказать обо всем отцу, но он только посмеялся, сказав, что я, должно быть, объелся гранатами.
Ночью, когда отец заснул, я тихонько выбрался из палатки и наткнулся на Хоя-хана. Тот с головой ушел в приготовление вина из сорго и сушеных яблок с абрикосами и потому не заметил моего присутствия.
Меня же разбирало любопытство.
И вот Хоя-хан снял с полки плетеный короб, в котором сидели неизвестные мне живые существа величиной с широкую монгольскую ладонь с восемью волосатыми лапками и восемью блестящими глазками, выражение которых было ужасающим.
— Это были тарантулы? — спросил Римо.
Чиун жестом велел ему замолчать и продолжил:
— Потом Хоя-хан положил в короб с отвратительными тварями абрикосы и сушеные яблоки. Они моментально набросились на фрукты, вонзив в мякоть свои страшные зубы.
— Ну и ну, догадываюсь, что было потом...
— Утром я вернулся в палатку к отцу, но так и не сомкнул глаз. Чуть позже мы уже спешили на завтрак. На большом столе, за которым сидели другие путешественники, стояли кувшины с красным вином из сорго. Хоя-хан любезно придвинул один из них моему отцу, утверждая, что вино сдобрено сладкими абрикосами и яблоками. Я тут же вскочил и обрисовал Чиуну-старшему картину прошлой ночи. Внимательно выслушав меня, отец встал и, схватив Хоя-хана за шиворот, поднес к губам этого негодяя кувшин с его собственным вином. Мерзавец пить отказался, тогда Чиун-старший ткнул его носом прямо в ядовитое пойло. Когда он наконец выпустил коварного узбека, тот стал яростно отплевываться и жадно набросился на воду, причем пил в огромных количествах.
— Дальше можешь не рассказывать, — не утерпел Римо. — Твой отец тут же покончил с негодяем.
— Ничего подобного.
— Нет?
— Нет. Он преподал хороший урок мне, своему сыну и наследнику. Именно поэтому коварному узбеку была дарована жизнь, хотя он свалился в горячке после того, как отведал своего же яда. Засим рассказ окончен.
— А что потом было с этим подлым отравителем Хоя-ханом?
— Какая разница! — махнул рукой Чиун. — Меня поражает твое желание услышать счастливый конец, когда справедливость торжествует. Это так по-американски! Надеюсь, мой урок пошел тебе на пользу.
— Можешь не сомневаться, я все понял.
— Ой ли? Ты еще не знаешь морали. Я как раз собирался ее высказать, но ты грубо оборвал меня.
Римо мгновенно закрыл рот.
Чиун, опустив глаза, сказал:
— Уже много лет не ходил я по Шелковому Пути, а мне так хочется там очутиться! Поселиться в деревне своих предков, ходить по пыльным караванным тропам, видеть правителей, издревле поддерживавших мою деревню, мою семью...
— Так ты возвращаешься в Корею?
— Там я провел лучшие годы своей жизни. Мне хочется снова вдохнуть прохладный воздух моей родины, испить ее сладкой воды, увидеть цветущие сливовые деревья, полет серой цапли...