Война с нагами.
Шрифт:
Крот натянул на себя шлем и двинулся навстречу василиску. Вряд ли он верил в то, что ему удастся его победить, просто шел, подталкиваемый каким-то чувством — может быть отчаянием, а может и страхом. Но чем ближе подходил, тем увереннее становились его движения: правая рука самостоятельно подбросила меч и взяла его других хватом, левая рука так же перехватила стилет — похоже, обучение во сне волхва ему что-то дало.
Слава спрыгнул на бетонный пол позади василиска и, не задумываясь, выпустил в нее обе обоймы «дротиков» все сорок восемь патронов. Конечно, ни одна пуля из них не причинила нечисти никакого
Он подпрыгнул, оседлал тварь, точнее встал на колени, с ужасом понимая, что творит в очередной раз нечто не совсем разумное, и ударил стилетом в ту самую точку около головы, где клинок мог пробить кожу. В прошлый раз он убил именно так, и в этот раз все получилось нисколько не хуже — стилет вошел на всю глубину, василиск жалобно заревел и начал опрокидываться набок. Вадим едва успел соскочить, точнее свалиться на бетон, прежде чем нечисть завалилась, опрокидывая ящики и сметая пластмассовые и стеклянные бутыли со стеллажей. Головой Крот припечатался хорошо, попал на металлический уголок стеллажа, поэтому на какое-то время отключился.
Очнулся уже на улице. Шлем лежал рядом. Воздух пах замечательно подтаявшим снегом и весной. Крот неохотно повернул больную голову, в которой все время что-то щелкало и кружилось, и посмотрел вверх — над ним висело солнце на выцветшем голубом небе с белыми стайками облаков.
«До чего же хорошо жить на белом свете, — подумал он. — И чего мы портим эту жизнь? Суетимся, куда-то бежим, бьем кого-то, а кто-то бьет нас, неужели нельзя без этого?»
— Живой, напарник?
Волк сидел рядом на корточках и задумчиво его разглядывал.
— Кажется, живой, — говорить Вадиму было тяжело: то ли отвык, то ли от слабости. — Но совсем больной.
— Голова?
— Она родная, плохо ей…
— Выпить хочешь?
— Почему бы и нет? — Вадим вздохнул. Боль жила в нем, она окрашивала мир временами черным, даже солнце и то меняло периодически свой обычный желтый цвет на темно-синий. Это было бы забавно, если бы не было так страшно. — Давай выпьем, только сначала скажи, почему у меня голова так голова раскалывается?
— А потому что ты ее проломил, причем так, что если бы это был не ты, а кто-то иной, то я бы сказал, что этот человек получил повреждения несовместимые с жизнью, — покачал головой Слава. — Мозг повредил точно, сам видел, как он из тебя вытекал: после такого либо не живут, либо становятся клиническими идиотами. Только тебе, наверное, это не грозит? Ты и раньше вроде был не очень умный? Сколько пальцев видишь?
Воислав помахал рукой перед глазами.
— Слушай, дай выпить, — сморщился Вадим. — И вообще отстань, не приставай, не видишь, как мне плохо?
— Получите, — Слава подал фляжку. — А насчет «отстань», я не пристаю, а диагноз
— Три пальца, — Крот сделал пару глотков. Спирт прокатился по пищеводу и разжег огонь в желудке. Пламя подняло вверх, и ему стало спокойно и хорошо, даже голова стала меньше болеть. Он потрогал голову, около виска засохшая кровь, ее оказалось невероятно много, вероятно лежал в кровавой луже. Должно быть он и на самом деле раскроил себе голову. Как выжил непонятно. Он попробовал приподняться, но тело не отвечало. Нижняя часть вообще не шевелилась. Ноги не ощущались. Паралич. Хана. — Может четыре…
— Не угадал. Пять. Ставлю диагноз, — Воислав задумчиво почесал в затылке. — Определенно — идиот!
— За комплимент спасибо, — произнес Вадим. — Только скажи, почему у меня ноги не шевелятся, и вообще нижней части тела не чувствую.
— Не бери в голову, пройдет, пей спирт, он поможет, всегда помогает, — Волк вздохнул и наклонился над ним. — Ты не обращай внимания на мои стебания, я же думал, что ты умер. Ты не шевелился, не дышал, сердце не билось, руки и ноги были холодные. Я тебя тащил и плакал. Ты же опять мне жизнь спас и погиб. Разве это умно?
— Точно — нет, — Крот снова выпил пару глотков. Один из пальцев ноги шевельнулся. За это он еще выпил. Как хорошо жить! И пусть Волк болтает, с ним спокойно. Настоящий друг. Вытащил на себе. А то что он тут брякнул насчет того, что умер, так это глупость. Наверное, действительно, был в большой отключке, вон как голова болит. Любой бы так подумал. — Домой бы сейчас…
— Не получится, — Воислав сел рядом, взял фляжку и выпил пару глотков. — Харон звонил. Какая-то тварь появилась в районе восемьдесят второй школы, сожрала десяток детишек. Школьников эвакуировали. На прорыв бросили ребят из полка внутренних войск, аж целый взвод и три БТРа. Стрельба прекратилась минут пятнадцать назад, солдатики не отвечают. Нас просят посмотреть, что там произошло, и если тварь все еще жива, то убить.
— А если не сможем?
— Тогда пойдут спецы из ФСБ, — Слава вздохнул. — Их сняли с охраны высоких лиц и бросили в бой, им пришлось несладко, потеряли уже пятерых, похоже, с василиском столкнулись. Едва завалили, трое раненых. Так что уже, считай, одного отделения у них нет. А мы с тобой без потерь, то, что у тебя голова разбита, так это нормально, она у тебя и раньше не очень хорошо работала. Щас, Борис с ребятами приедет. Ты как?
— Хреново. Дай фляжку, — Крот присосался и выпил фляжку до конца. Лучше ему от этого не стало, скорее наоборот: голова еще больше разболелась, да еще перед глазами туманиться все стало. Чернота то наплывала, то исчезала. Трудно найти черное солнце на черном небе с черными тучами, особенно когда его там нет. — Так больно, что даже спирт не помогает.
— Если бы со мной такое произошло, то я бы не оклемался, у меня на таком уровне восстановление не происходит, — Слава вздохнул. — Выстрел мне в голову точно меня убьет, а тебе хоть бы что. Слушай, а ты часом не бессмертный?
— Бессмертных не бывает, — проговорил Вадим, морщась от боли. — Ибо всему есть начало и всему есть конец.
— Точно, блаженный, горе-то какое, — Волк погладил его по плечу. — Заговариваться стал. Философ, блин! А вон и Борис с ребятами.