Война (сборник)

Константинов Андрей Дмитриевич

– Радиостанция цела?

– Цела…

Рыдлевка лежал за большим валуном, но не спал. Увидев Числова, он сел, нагнулся навстречу и спросил:

– Посылки… принес?

– Левка… ты что?

Рыдлевка улыбнулся:

– С вертолета, говорили, почта идет? Мне жена ноотропил прислала.

– Левка, сколько у тебя людей?

– Пятнадцать минут на тебя. Потом – сядет «скальпель» [141] … Конюх – плох. Напоить. У кого пепси? Жмоты…

– Тунгус! – обернулся

Числов к сержанту. – Сколько вас здесь?

141

Здесь – вертолет-эвакуатор.

– Пятеро, товарищ капитан.

– Ничего-ничего, сейчас мы…

Числов развернул на Леве плащ-палатку и увидел, что у старлея перебиты ноги… И еще – осколочные ранения – по телу. Сергей всадил в Левкины ноги сразу два шприц-тюбика. По одному в каждую. Левка бредил, зовя уже погибших:

– Завьялов, Бубенцов, Федоров, – ко мне! Подсадите…

Когда лекарство подействовало, он вроде бы начал приходить в себя, по крайней мере Числова узнал и слабо улыбнулся ему. Сергей отер старшему лейтенанту пот со лба:

– Левка… Как же ты тут держался?

Панкевич облизал пересохшие губы и улыбнулся снова:

– Согласно приказу… А как ты-то пробился?

– Талант не пропьешь, – хмыкнул Числов. – Ты же говорил, что я на генерала тяну?

– На генерала… – прошептал Рыдлевка. – Да, конечно… А ты сказал, что уволиться хочешь.

– Я передумал, Лева… Мы с тобой оба генералами станем. Сейчас только повоюем еще немного…

А Веселый и Маугли в это время теребили бледного от кровопотери Коняева. Веселый сидел рядом с Конюхом на корточках, а Маугли подкладывал раненому под голову чей-то бушлат – весь в засохшей уже крови.

– Ваня, Ваня, – сказал Родионенко. – Ты потерпи немного… Хочешь я тебе подкурю?

Конюх слабо кивнул и прошелестел еле слышно:

– Мне холодно… Серега…

– Ваня, слышь, Ваня, ты погоди, ты что… Наши скоро подойдут – товарищ капитан пришел, он сказал… Ваня…

– Кому мы тут нужны…

– Ваня, погоди… На, я сигаретку поджёг… Ваня…

Затянуться вставленной в рот сигаретой Конюх смог только один раз. А потом он умер, и сигарета выпала из губ на воротник бушлата…

* * *

…Около пяти утра духи, подсвечивая себе ракетами, пошли снова в атаку. Десантники отбились, но с трудом, потеряли шестерых. Тунгус работал с правого края – бил из снайперской винтовки. Его накрыло гранатометным выстрелом.

Наверное, он умер без мучений…

Примерно в половине шестого Числов в последний раз сумел выйти на связь с Самохваловым. Там, похоже, дела были совсем неважные, потому что ротный, выслушав доклад капитана, сказал после долгой паузы:

– Капитан Числов, принять командование… Стоять!.. Не поминайте, ребята…

А потом Сергей, оставшись на частоте Сошки, услышал, как майор, словно о чем-то личном, просил базу:

– …В девятку,

давай в девятку! Огонь на меня! Приказываю! Прошу… Кроме «семерки», «тарелочки»!.. Кроме «семерки»!

Голос оборвался – Самохвалов, вызвав огонь на себя, полоснул короткой очередью по рации и начал рвать вынутое из кармана письмо с фотографией.

Рядом кто-то уничтожал радиотаблицы и карты…

…Когда после артналета боевики все же ворвались в ротные окопы – признаков жизни там уже никто не подавал. Майор Самохвалов, с полузасыпанными ногами, лежал, привалившись к пустому цинку.

Кто-то из боевиков, горстями сгребая стреляные гильзы, швырял их в мертвое лицо, истерично визжа:

– На, собака, жри, жри!

А потом он несколько раз выстрелил Самохвалову в лицо – духу показалось, что мертвец улыбается…

* * *

…Ровно в шесть утра на «тарелочке» заиграла мелодия гимна – старого советского гимна. Никто не удивился – это играли Левкины часы-«луковица», доставшиеся ему от деда, закончившего Великую Отечественную офицером. Часы были наградные – еще той эпохи, но ходили исправно.

Гимн выслушали молча, а потом Числов сказал:

– Ну вот, пацаны, уже – почти утро… Скоро рассвет – и мы весну увидим. И все нормально будет – раз зиму пережили… Да, Родионенко… Я тебя поздравляю… Кореш твой – Азаретян, просил тебе подарок передать… Держи…

Числов протянул Веселому пачку «Космоса», которую тот немедленно открыл и пустил по кругу: в пачке стало всего на пять сигарет меньше. Они не успели докурить – духи полезли снова, одновременно почти со всех сторон. По «тарелочке» били автоматы, пулеметы, гранатометы и минометы…

Ответный огонь был редким, но он был…

…Четыре одновременно вздыбившихся по углам периметра развалин разрыва очертили жизненное пространство оборонявшихся – всех, кто остался от роты. «Тарелочку» держали четыре десантника – по одному на каждую сторону света:

– старший лейтенант Панкевич, постоянно что-то бормотавший и уже почти ничего не видевший, но все равно стрелявший из автомата;

– угрюмый рядовой Мургалов, по прозвищу Маугли, в неуставных черных перчатках и со снайперской винтовкой погибшего сержанта Николаева;

– наконец по-настоящему развеселившийся рядовой Родионенко (он же – Веселыяй), бивший из своего автомата одиночными и комментировавший каждый выстрел с внезапно прорвавшейся футбольной терминологией: «Эх, на стакан бы ниже – и в „девятку“!»;

– капитан Числов, новый командир роты, с ручным пулеметом и маленьким, замусоленным образком в ладони…

Наверное, кто-то из них все же «увидел весну» при солнечном свете…

Потом несколько пленных боевиков – те, что были ранены на подступах к «тарелочке», – на допросах показали, что когда уже совсем рассвело – в развалинах еще кто-то огрызался короткими, очень экономными очередями из пулемета…