Война (сборник)

Константинов Андрей Дмитриевич

– Есть одна тема, на которой можно легко заработать за пару дней большие деньги, – ответил Обнорский, пуская кольцами табачный дым.

– Большие деньги – это сколько? – сразу напряглась стенографистка.

– Может, пять тонн зеленых, а может, и больше, – равнодушно пожал плечами Андрей, делая вид, что не замечает, как сразу вспыхнули глаза у Рыжовой, которая от волнения даже обожглась кофе.

– Тьфу ты, черт! В горло уже не лезет этот кофе! А что за тема-то? Если что-то связанное с работой, то я в такие игры не играю – это однозначно…

– Да ты

что, родная, за шпиона меня приняла? – рассмеялся Обнорский. – У тебя буйная фантазия. Я не такой дурак – под расстрельную статью становиться…

– Ну а что тогда за тема? – спросила Марина, подперев щеку кулаком, отчего сразу стала похожа на большого хитрого хомяка.

Андрей загасил сигарету и взглянул ей в глаза:

– К тебе Киря Выродин захаживает? Часто?

– А ты что – поп, чтобы меня исповедовать? – ответила вопросом на вопрос Рыжова. – При чем тут Кирилл?

– При том. Он, как ты, наверное, знаешь, зять генерала Шишкарева, заместителя главкома сухопутных войск. Теперь представь себе, что бы Киря отдал за пленку, на которой заснято, как ты с ним трахаешься? Вариантов два: либо он платит деньги, либо пленка уходит к тестю. А тесть его с говном сожрет. Зять это понимает, поэтому предпочтет отдать баксы. Вот и вся тема. – И Обнорский достал новую сигарету.

Рыжова некоторое время переваривала услышанное, а потом покачала головой:

– Так ты хочешь, чтобы я сама засняла, как мы с Кириллом?.. Нет, я на такое не подписываюсь. Слишком стремно – не дай бог, что-то выплывет, не получится… Кириллу-то ничего не будет – кто его тронет с таким тестем? А меня сразу отсюда выпрут с волчьим билетом… Нет, это не для меня…

– Ну, положим, отсюда ты и по другим причинам вылететь можешь, – усмехнулся Андрей и подмигнул Марине, у которой сразу вытянулось лицо.

– Как это?.. По каким причинам?

Обнорский молча взял стоявший на кухонном столе маленький красный магнитофончик и сунул в него принесенную с собой кассету, нажав на кнопку воспроизведения записи. Из динамика полился голос Рыжовой… Когда запись кончилась, Андрей нажал на «стоп» и спросил остолбеневшую Марину:

– Как ты думаешь, дорогая, когда наш любимый замполит товарищ генерал Приходько получит эту кассету – что с тобой будет? Грамоту за активное участие в художественной самодеятельности тебе вряд ли выпишут… Как ты полагаешь?

Рыжова несколько раз, не издавая ни звука, открыла и закрыла рот, потом вдохнула с легким завывом воздух и наконец смогла выговорить:

– Ну и сволочь же ты, Обнорский! А прикидывался нормальным парнем! Отдай пленку, подонок!

– Бери на здоровье, Мариша, – улыбнулся Андрей. – У меня еще есть…

Стенографистка еще долго обзывала его разными нехорошими словами, из которых «подлец» было, пожалуй, самым мягким. Обнорский не спорил с Рыжовой, наоборот – в ответ на ее оскорбления он только кивал, как будто соглашался: да, дескать, подлец, ну что же тут поделаешь… Наконец Андрею это надоело, и он легонько шлепнул ладонью по столу:

– Ладно, милая, поорала – и хватит.

Я же тебя не граблю – наоборот, даже деньги предлагаю. Бабки всем нужны, заработаем – делим поровну. Баги?

– Ты подлец, скотина, я тебе этого никогда, никогда не забуду, – продолжала нудеть Рыжова, раскачиваясь на стуле.

– Слушай, незабудка ты моя, хватит лаяться. Давай лучше о деле поговорим. Тем более что дело-то пустяковое. Ты мне еще спасибо скажешь. Значит, смотри… Я возьму у Олега Завьялова видеокамеру напрокат – у него есть, он ее во фри-шопе купил, когда из отпуска возвращался. Ты ее установишь в спальне – мы вместе прикинем, чтобы кровать в кадр попадала, – и все, нажмешь только кнопочку вовремя… Киря и не заметит ничего…

– А если заметит? – возразила Марина. – Когда камера работает, на корпусе красный огонечек горит… Вдруг Кирилл на него обратит внимание…

– Да? – удивился Обнорский, имевший о видеокамерах достаточно смутное представление. – Ладно, с огонечком мы что-нибудь придумаем, не волнуйся…

– Как деньги поделим? – деловито спросила успокоившаяся наконец Рыжова.

– А ты как хочешь? По-братски или по справедливости? Я предлагаю – поровну, – сказал Андрей и допил давно остывший кофе.

– Как это поровну?! – подпрыгнула на стуле Марина. – Я, значит, все делаю, всем рискую, а деньги – поровну? Нет, дорогуша, так не пойдет. Мне – шестьдесят процентов, тебе – сорок. Вот это будет по справедливости.

Обнорский только головой покрутил:

– Марина, ну нельзя же быть такой жадной… А кто всю эту тему придумал? Я или папа римский? Притом заметь – я тебе мог бы вообще ничего не платить…

– Ну и трахался бы тогда сам со своим Кириллом! – с типичной женской нелогичностью ответила Рыжова. – И вообще, откуда я знаю: может быть, ты с него не пять тонн снимать будешь, а десять? Мне что – у него потом уточнять?

Они поторговались еще минут пять и сошлись на том, что Рыжова все-таки получает пятьдесят пять процентов, а Андрей – сорок пять.

Возвращаясь к себе домой, Обнорский думал о том, откуда у этой молодой и довольно симпатичной женщины такая алчность? Нет, видимо, действительно с некоторыми советскими людьми, дорвавшимися до заграницы и больших заработков, происходит что-то странное, их словно поражает какое-то безумие, заставляющее ради лишней пригоршни валюты доходить до полного скотства… С другой стороны, Андрей задавал себе вопрос: а имеет ли он сам моральное право осуждать ту же Рыжову?

Разве то, что он сам делает, не скотство? Правда, у поступков Обнорского были совсем другие мотивы, но все же… «Цель оправдывает средства» – так говорили иезуиты, на которых Андрею никогда не хотелось быть похожим. Может быть, ему было бы легче, если бы он узнал, что года через два похожую комбинацию провернет его приятель, следователь городской прокуратуры Ленинграда Сергей Челищев, чтобы скомпрометировать первого заместителя прокурора города… Правда, к тому времени Ленинград уже станет Петербургом, а сам Челищев уйдет из прокуратуры…