Война сердец

Darina Naar

Усилия Данте были вознаграждены: в спальне Клементе он нашёл дневник его брата, а у Каролины обнаружил сундук, где, вперемешку с иконами, хранилась детская одежда Энрике.

— Отлично! То, что нужно! — выудив из сундука штаны и рубашку, Данте спрятал их у себя в домике вместе с дневником.

Всю ночь он подделывал почерк. Наутро «привет с того света» был готов, и Данте подложил его под дверь Гаспару и Каролине. Вернулся домой и, переждав четыре часа, как ни в чём не бывало, пришёл к ним на завтрак.

Дверь ему открыл Гаспар —

вид у него был поникший.

— Доброе утро! — сказал Данте, войдя в кухню.

— Доброе? Да какое оно доброе?! — тут же вспылила Каролина. Она расставляла тарелки с пирожками-эмпанадас.

— Не обращай внимания, Данте. Каролина не в настроении, — смягчил ситуацию Гаспар.

— Что-то случилось? — хитро щурясь, Данте оглядел всех. На лицах и Каролины, и Гаспара, и Клема читалось напряжение.

— Вот, — Каролина шмякнула на стол пергамент, в котором Данте узнал собственную писульку.

— Что это?

— Прочти, — вместо матери ответил Клементе.

Данте, изобразив любопытство, развернул письмо:

«Дорогая мама, я знаю, что письмо это станет для вас неожиданностью, но это подло — забывать покойников. Вы заменили меня другим сыном, и, наверное, это правильно, но всякий раз я переворачиваюсь в гробу, видя, что вы не вспоминаете обо мне месяцами. Моя душа ещё бродит по земле, и нет ей покоя ни в раю, ни в аду, а всё от того, что никто так и не ответил за мою смерть. Пусть это будет на вашей совести, мама. Энрике».

— И что это значит? — повёл бровью Данте.

— Чья-то шутка, — отозвался Гаспар. — Не сам же Энрике это написал, он уже тринадцать лет как в могиле.

— Тупая шутка, знал бы я, кто это так шутит, прибил бы, — угрожающе помахал кулаком Клементе. — Мёртвых нельзя тревожить, это грех.

— А вдруг он жив? — предположил Данте. — Что если он всё это время был жив? Может, он сбежал от вас.

— Не смей городить чушь о моём сыне! — топнула ногой Каролина. — Царствие ему небесное. Ах, кто бы не написал это письмо, а мы должны задуматься! Энрике гневается, потому что мы не чтим его память. Пойду помолюсь, — скрипнув зубами, Каролина убежала к себе.

— Я думаю, молитва обязательно поможет тёте Каролине, — лицемерил Данте. — Она не любит меня, но я прощаю её. А вы не переживайте, дядя Гаспар, Клем, это чья-то неудачная шутка.

— Найти бы этого шутника да голову ему открутить, — буркнул Клементе.

В антрацитовых очах Данте-Салазара сияли недобрые искорки, но никто этого не замечал.

Переждав денёк, Данте затеял новое издевательство. Он мечтал причинить боль семейству Ортега и нашёл для этого их ахиллесову пяту. Уже неделю он тайком тренировался в сложном магическом действе — превращении из человека в другого в человека. В животных Данте научился оборачиваться легко, а встреча с Тибуроном подсказала ему идею. Вон как дед лихо, оборачиваясь в самого Данте, сбивал с толку Ию.

Данте отыскал нужный раздел о превращениях и модификациях

в книге, что прихватил из подземелья. В животных он оборачивался не без участия перстня — достаточно было надеть его на большой палец левой руки. Для нового превращения Данте использовал тот же принцип. Надел перстень на указанный палец, закрыл глаза и представил человека, в которого желал обернуться. И — вуаля! — оставалось выучить последовательность движений руками, указанную в книге. За четыре дня тренировок Данте пять раз обернулся в Гаспара и дважды в Каролину, наконец, обернулся и в Клема. По рассказам он знал: Клементе и Энрике были близнецами. Но Энрике умер в одиннадцать лет. Будет глупо изображать его взрослого, ведь взрослым он никогда не был.

И Данте научился оборачиваться в Клема, как во взрослого, так и в маленького. Теперь всё было готово. Данте дождался наступления ночи и обернулся в тринадцатилетнего Клема.

Он добился полупрозрачности кожи и надел одежду Энрике, выуженную из сундука Каролины (к рубашке и штанам были приделаны бирочки с надписью «Энрике», так что Данте не сомневался, что это его одежда). Он облился водой с головы до ног и в таком виде явился в спальню Каролины.

Та проснулась от прикосновения чего-то мокрого и холодного.

— Мама... мама, — позвал Данте дребезжащим голосом.

Первое, что увидела Каролина, — серебристый туман. Внутри него болтался призрак — сверкающий, прозрачный, расплывчатый. Он был как две капли воды похож на Клементе, Клементе лет двенадцати, и с него ручьями стекала вода.

— Мама...

— Э-энрике? — промямлила потрясённая Каролина.

— Да-а, это я-я. Не пугайтесь, ма-ама. Я пришёл, потому что душа-а моя не может упокоиться с ми-иром, — завывал Данте утробным голосом. — И в этом виноваты вы-ы, ма-ама!

Каролина четырежды перекрестилась, отползая к дальней стене. Гаспара в комнате не было. Это и к лучшему, он не такой верующий, как Каролина, и мог бы испортить весь спектакль.

— Эх, ма-ама, ма-ама. Вы не позволяете моей душе-е успокоиться. А всё потому что челове-ек, виновный в моей сме-ерти до сих пор не нака-азан.

— Чт-т-то?

— Да-а, ма-ама. Вы думаете, будто я утонул в реке са-ам, но это не та-ак. Мой убийца жив и здравствует и ны-ане. И душа моя мечется между не-ебом и землёй вот уже тринадцать ле-ет.

— Но к-кто? Кто тебя убил, с-сынок? — заикалась от страха Каролина.

— О, ма-ама, всё это время он живёт у вас под но-осом. Это Клементе, ваш сы-ын и мой бра-ат, это он утопил меня в реке-е. С самого детства он мне зави-идовал, потому что я превосходил его во всё-ём, и он не мо-ог и не хотел с этим мириться. О, ма-ама, не будет мне поко-оя, сколько бы вы не молились, пока убийца мой не понесёт наказа-ание, — и лже-привидение растворилось в воздухе.

Материализовался Данте в своём доме. Побыстрее превратился в себя, сжёг одежду Энрике и лёг спать.