Война в Фивах

Махфуз Нагиб

Хаян не ожидал столь резкого, недвусмысленного отказа. От удивления он лишился дара речи. Хаян с изумлением и неверием смотрел на Секененру, его лицо покраснело, словно коралл.

Царь продолжил:

— Я считаю, что эти требования противоречат нашим верованиям и чести.

Придя в себя от удивления, Хаян сказал спокойно и высокомерно, будто не расслышал слов царя:

— Если мой повелитель спросит: «Почему правитель Юга отказывается возвести храм Сету?», что я должен ему ответить?

— Скажите ему, что жители Юга поклоняются только Амону.

— А если он спросит: «Почему они

не хотят истребить гиппопотамов, лишающих меня сна?»

— Скажите, что жители Юга считают их священными.

— Поразительно! Разве фараон не священнее гиппопотамов?

Секененра на мгновение опустил голову, будто обдумывая ответ. Затем он решительно ответил:

— Апофис священ для вас. Гиппопотамы священны для нас.

Услышав столь ясный ответ, придворные почувствовали облегчение. Хаяна же обуревал гнев, хотя он и не дал ему взять верх над собой. Он сдержался и спокойно сказал:

— Уважаемый правитель, ваш отец правил Югом и не носил эту корону. Вы считаете, что у вас больше прав, чем у вашего отца?

— Он оставил мне Юг в наследство, и эта корона давно принадлежит ему. Поэтому я имею право носить ее.

— Однако в Мемфисе есть другой человек, который носит двойную корону Египта и называет себя фараоном Египта. Что вы думаете о его правах?

— Я думаю, что он и его предки незаконно захватили власть над этим царством.

Терпение Хаяна иссякло, и он заговорил с гневом и презрением:

— Правитель, не думайте, что вы царь, раз надели эту корону. Царь — это, прежде всего, сила и власть. В ваших словах я не нахожу ничего, кроме пренебрежения к добрым отношениям, которые связывали ваших предков с нашим царем, а также вызов, последствия которого вам неподвластны.

Лица придворных вспыхнули от гнева, но царь хранил спокойствие и любезно ответил:

— Посол, мы намеренно не стремимся к злу. Но если кто-то посягнет на нашу честь, мы не пойдем на уступки и не свернем на безопасный путь. Одно из наших достоинств заключается в том, что мы не преувеличиваем свои силы, так что не ждите от меня хвастливых слов. Но знайте, что мои предки, насколько могли, хранили независимость этого царства, и я никогда не отдам то, что Бог и люди сочли нужным сберечь.

На губах Хаяна появилась насмешливая улыбка, за которой скрывалась жгучая ненависть. Он заключил вкрадчивым тоном:

— Как вам угодно, правитель. Я всего лишь выполнил долг посланника, но вам придется нести ответственность за последствия своих слов.

Царь наклонил голову и ничего не ответил. Затем он встал, давая понять, что аудиенция закончена. Все встали, оказывая ему почтение, и продолжали стоять до тех пор, пока он не скрылся за дверью.

6

Царь, осознавая опасность положения, выразил желание посетить храм Амона, помолиться ему и объявить в священном дворе храма о начале войны.

Он известил об этом главного министра и придворных, и министры, командиры, гофмейстеры, высокие должностные лица группами направились к храму Амона, чтобы встретить там царя. Жители Фив, не ведая ни о чем, заметили, что происходит за величественными стенами дворца, и шепотом говорили о том, что посол Севера прибыл с большой помпой, а

уехал в гневе. Среди жителей Фив распространилось известие, что Секененра собирается побывать в храме Амона, чтобы просить у Бога совета и помощи. Большие толпы мужчин, женщин и детей шли к храму, где застали других людей, которые окружили храм и заполняли улицы, ведшие к нему.

Лица всех были серьезны, взволнованны, полны любопытства. Люди нетерпеливо задавали друг другу вопросы, и каждый по-своему толковал возникшее положение. Появился царский эскорт, впереди которого ехал эскадрон гвардейцев. Затем показалась колесница царя и другие колесницы, в которых прибыли царица, принцы и принцессы царского двора. Людей охватило волнение и радость, они махали своему повелителю, громко приветствовали его и ликовали. Секененра улыбнулся им и помахал скипетром.

Все обратили внимание на то, что царь одет в походное обмундирование и держит сверкающий щит. Люди с растущим нетерпением ждали новостей. Царь вошел во двор храма, мужчины и женщины его семейства следовали за ним. Жрецы храма, министры и командиры встретили их, распростершись ниц, а Нофер-Амон громко воскликнул:

— Да сохранит Бог навеки жизнь царя и Фиванское царство!

Люди радостно снова и снова повторяли его слова. Царь приветствовал их, приложив руку к голове и широко улыбаясь. Затем царь и его окружение вошли в алтарный зал, где солдаты тут же принесли Богу в жертву быка. Затем все обошли жертвенник и зал колонн, выстроились в два ряда, после чего царь передал скипетр наследному принцу, приблизился к священной лестнице, поднялся к святая святых, смиренно переступил через священный порог и затворил за собой дверь. Казалось, его окутали сумерки, он наклонил голову, снял корону из благоговения к непорочности этого места, направился с трепетной дрожью в коленях к нише, в которой покоился Господь Бог. Там он пал ниц у его ног, поцеловал их и молчал, пока его прерывистое от волнения дыхание не успокоилось. Затем он произнес низким голосом, будто начиная сердечную беседу:

— Господь Бог, Повелитель славных Фив, Царь богов Нила, даруй мне свою милость и силу, ибо сегодня на меня легла ответственность, справиться с которой без твоей помощи мне не по силам! Речь идет о защите Фив и битве с твоим и нашим врагом, напавшим на нас из глубин северных пустынь дикими отрядами, которые разорили наши дома, унизили наших людей, закрыли двери в твои храмы и незаконно захватили наш трон. Помоги мне дать отпор армиям пастухов, изгнать их дивизии, освободить долину от жестокого гнета пришельцев, так чтобы здесь правили только твои сыновья со смуглой кожей и упоминали лишь твое имя!

Царь умолк, подождал немного, затем снова произнес горячую и долгую молитву, прижавшись челом к ногам статуи. Затем он поднял голову в священном страхе и долго всматривался в благородное лицо бога, облаченного величественным покоем, точно занавесом в будущее, за которым скрывался рок.

* * *

Царь, надевший корону на покрытую потом голову, явился перед своими людьми, которые все, как один, пали ниц. Принц Камос протянул ему скипетр, и царь, взяв его правой рукой, произнес громовым голосом: