Война в тылу врага
Шрифт:
— Был у меня только что человек один от Кулешова, вас ищет, — заговорил он, присаживаясь возле меня. — Я ему не сказал, конечно, что вы у меня. Говорил посыльный, будто Кулешов с разрешения немцев ездил на побывку к своей матери в соседний район и привез какие-то важные для вас новости. Но вы будьте осторожны. Кулешов что-то замышляет, — предупредил Зайцев.
Выходить из селения было уже поздно. Наступил день — пасмурный и теплый. Оставаться у Зайцева тоже было опасно, и я решил дождаться вечера в ольшанике у деревни.
Моросил мелкий дождь. Определять время без часов было трудно, и оно тянулось бесконечно медленно. Моя одежда промокла,
Кулешов встретил меня деланной улыбкой и, поколебавшись немного, сказал нерешительно, что нашел моих людей. Я сдержал волнение и рассыпался в похвалах по его адресу. Кулешов заметно повеселел и стал рассказывать, как он ехал из района, как встретился в лесу с двумя бойцами моего отряда.
— Один был в такой же шапке, как у вас, — продолжал он свой рассказ и все чему-то ухмылялся. — Я спрашиваю его: «Москвич?» Он глянул на меня и говорит: «Проваливай!» Тогда я ему: «А товарища Б. знаешь?» У парня чуть автомат не выпал из рук. Он бросился ко мне и стал расспрашивать, что я знаю о Б. Я ему обещал показать вас живым и здоровым. Ну, расстались, можно сказать, друзьями. Только вот дело-то какое: вчера ваш комиссар был у меня с несколькими бойцами, а вас-то не было, и сдается, заподозрили они меня в нехорошем. Послезавтра обещали опять явиться. Уж вы, пожалуйста, их дождитесь. А не придут — значит к тому месту пошли, где у вас встреча была назначена.
Подробности, которые сообщил мне бургомистр, убеждали меня, что он на этот раз говорит правду. А радость была так велика, что еле сдерживал внешнее спокойствие. В памяти всплыл весь облик друга-комиссара. Мне даже показалось, что я знаю, кто из моих десантников разговаривал с Кулешовым. «Неужели кончились мои одиночные блуждания?» — возникло у меня в мыслях.
Счастье было так велико, что оно казалось чудом.
— А Васька разве не с вами? — прервал мои размышления Кулешов и как бы вскользь заметил, — Тут товарищ его, интендант, о нем беспокоится.
Я удивился: куда же мог деваться Васька, кроме как вернуться в Кушнеревку?
10. Хорошая школа
Двадцать девять дней одиноких блужданий в поисках моих десантников оказались для меня хорошей школой. Я наладил прочные связи с населением, выявил наиболее стойких и решительных людей, изучил не только леса, в которых впоследствии пришлось базироваться и действовать, но познакомился также с бытом и нравами белорусской деревни.
О белорусском народе прекрасно сказал товарищ Ворошилов, выступая в Минске перед избирателями:
«Белорусский народ представляет собой такой народ ленинско-сталинской эпохи, который ни при каких обстоятельствах, даже если бы они были в 10 раз более трудными, чем те, которые мы пережили, не пойдет в услужение к врагу, не склонит своей гордой головы перед врагом и будет с ним биться до последней капли крови. Это ценит Советский Союз, это ценит наша партия, это ценит великий Сталин.
Товарищ Сталин неоднократно говорил о заслугах белорусского народа. Товарищ Сталин отмечал доблестное поведение партизан Белоруссии и их заслуги перед Родиной».
Фашистские оккупанты очень скоро почувствовали
В различных районах немецкие фашисты по-разному обходились с местным населением.
Так, в некоторых волостях за появление в деревне партизан несли ответственность старосты и бургомистры. В Свядецкой, например, волости, Лепельского района, гитлеровцы расстреляли волостного бургомистра и старшего полицейского за то, что в деревне ночью появились партизаны. А в Таронковической, Аношкинской и Волосовической волостях, где все время действовали партизанские группы, в немецкой комендатуре принимали «заявы» и сбрасывали с населения ту часть поставок окота и хлеба, которая якобы захвачена и вывезена в лес партизанами. Это обстоятельство широко использовали связанные с нами люди. С нашей помощью составлялись массовые «заявы» о «хозяйничании партизан» и вывозе ими продуктов даже в тех местах, где мы и не бывали. Такие поддельные сообщения с жалобами и просьбами о высылке солдат позволяли нам выявлять наличие у фашистского командования карательных отрядов, а иногда посылать их в ложном направлении.
Фашисты проявляли неслыханную жестокость, проводили массовое истребление жителей. Они расстреливали крестьян, выехавших без разрешения в лес за дровами или появившихся в поле, за околицей деревни, по первому доносу тайных полициантов. Доносы же на жителей деревни полицианты сочиняли по злобе или в корыстных целях.
Деревни, села, местечки, где проводились карательные «акции», изолировались, общение с ними строго запрещалось. Гитлеровцы в то же время давали право свободно перемещаться жителям тех сел и местечек, в которых они умышленно не проводили насилий. Этот метод гитлеровцы применяли и на Украине.
Особенно беспощадно фашисты истребляли еврейское население. Но делали они это не сразу, а по частям, пытаясь попутно разжигать антисемитизм. Как правило, расстреливать евреев гитлеровцы заставляли полицейских. Сами же лишь показывали, как это нужно делать.
Еще летом сорок первого года в городах, селах и местечках Витебской области гестапо приказало полиции готовить общие могилы для евреев (в зависимости от количества еврейских жителей устанавливался и размер рвов с некоторым запасом, на всякий случай). Эти рвы-могилы выкапывались самим еврейским населением, работавшим под конвоем местной полиции и одного-двух гитлеровских надсмотрщиков. В Витебской области, в местечке Мстиж, фашисты расстреливали евреев в конце августа, в местечке Лукомль — в сентябре, в Чашниках и других пунктах — в феврале и в марте.
Фашистские разбойники вообще не брезговали ничем. Они применяли все — от расстрела и побоев до шантажа и подкупа, лишь бы сбить с толку и использовать белорусский народ для своих целей.
В Витебской области они на первых порах не распускали колхозов, а заставляли население работать сообща до конца года. Кое-где они выдвинули лозунг: «Колхозы без Советов». Задача ясна: собрать колхозный урожай, сорок первого года и сохранить колхозный скот, где его не успели эвакуировать. Для этого они оставили на месте председателей колхозов, взяв у них подписку с обязательством работать на нужды немецкой армии.