Война в Зазеркалье
Шрифт:
– А это опасно?
– Не знаю. Знаю только, что дело очень серьезное.
– Это действительно так, ты уверен?
Он закричал почти в отчаянии:
– Послушай, не за всех же я должен думать! И не в политике сейчас дело, понимаешь? Тут дело нешуточное. Ты мне не веришь? Хоть раз в жизни ты можешь сказать мне, что я делаю что-то хорошее? – Продолжая говорить, он пошел в спальню. Она держала перед собой книжку и делала вид, что читает. – Каждый из нас должен знать, для чего он живет. И нечего все время спрашивать: «Ты уверен?» Все равно что спрашивать,
– Бедный Джон, – сказала она, отложив книгу и глядя на него. – Преданность без веры. Как ты должен страдать.
Ее голос звучал совершенно бесстрастно, будто, она говорила о социальном зле. Она поцеловала его, словно жертвуя тем, во что верила.
* * *
Холдейн смотрел, как последние выходили из кабинета: позднее других он приехал, позднее и уедет, только не вместе со всеми.
Леклерк сказал:
– Зачем вы меня мучаете?
Он говорил, как уставший от своей роли актер. Карты и фотоснимки покрывали стол вперемешку с пустыми чашками и пепельницами.
Холдейн не ответил.
– Что вы пытаетесь доказать, Эйдриан?
– Что это вы говорили о том, чтобы кого-то забросить?
Леклерк подошел к умывальнику в наполнил стакан водой из-под крана.
– Вы не любите Эйвери? – спросил он.
– Он молод. Я устал от культа молодости.
– У меня начинает болеть горло, когда я много говорю. Попейте воды тоже. Это помогает от кашля.
– Сколько лет Гортону? – Холдейн взял стакан, выпил и отдал обратно.
– Пятьдесят.
– Больше. Он наших лет. Он был нашим ровесником в войну.
– Многое забывается. Да, ему должно быть пятьдесят пять – пятьдесят шесть.
– Числится у нас на службе? – раздраженно спросил Холдейн.
Леклерк покачал головой:
– Он не годен. Прерванный стаж службы. После войны он стал работать в Контрольной комиссии. Когда Комиссия завершила свою деятельность, он пожелал остаться в Германии. Кажется, женат на немке. Он пришел к нам, и мы заключили с ним контракт. Мы бы никогда не могли позволить ему там оставаться, если бы он числился у нас на службе. – Он глотнул немного воды, осторожно, как ребенок. – Десять лет назад у нас было тридцать действующих агентов. Теперь только девять. У нас даже нет своих курьеров – тайных. Все, кто сидел сегодня за этим столом, знают. Почему никто не говорил об этом?
– Как часто он посылает донесения, сведения от беженцев?
Леклерк пожал плечами.
– Ко мне попадает не все, что от него приходит, – сказал он. – Ваши люди должны знать лучше. Рынок сокращается, как я понимаю, теперь, когда в Берлине закрыли границу.
– Мне приносят лучшие донесения. Это первое из Гамбурга за последний год. Я всегда думал, что он занимается чем-то иным.
Леклерк покачал головой. Холдейн спросил:
– Когда надо будет возобновлять контракт?
– Не знаю. Просто не знаю.
– Я думаю, его это сильно беспокоит. Ему полагается пособие, когда он выйдет в отставку?
– Это просто трехгодичный контракт. Никакого пособия. Ничего дополнительно. Он, конечно,
– Когда в последний раз возобновлялся его контракт?
– Лучше спросите у Кэрол. По-моему, два года назад. Может, раньше.
Холдейн опять заговорил:
– Вы сказали, что надо кого-то забросить.
– Я сегодня опять встречаюсь с Министром.
– Вы уже направили Эйвери. Вы не должны были делать этого, вы знаете.
– Кому-то поехать надо. Или вы хотели, чтобы я обратился в Цирк?
– Эйвери очень нагло себя вел, – заметил Холдейн.
Дождь сбегал по водосточным трубам, расплывался серыми разводами на грязных стеклах. Леклерку, видимо, хотелось, чтобы говорил Холдейн, но Холдейну сказать было нечего.
– Я пока не знаю, что Министр думает по поводу смерти Тэйлора. Он меня сегодня спросит, и я скажу свое мнение. Конечно, мы все бродим в потемках. – В его голос вернулась сила. – Но он может поручить мне, что очень вероятно, Эйдриан, он может поручить мне забросить агента.
– Так что же?
– Предположим, я попросил вас сформировать оперативный отдел, провести соответствующие исследования, подготовить документы и снаряжение; предположим, я попросил, вас подыскать агента, подготовить и бросить на операцию. Сделали бы вы это?
– И чтобы Цирк ничего не знал?
– Подробностей. Время от времени нам, возможно, придется пользоваться их помощью. Это не означает, однако, что мы должны им все рассказывать. Это вопрос безопасности: только необходимая информация.
– Значит, без Цирка?
– Почему бы и нет?
Холдейн покачал головой:
– Потому что это не наша работа. У нас просто-напросто нет снаряжения. Передайте дело Цирку, поможете им с военной точки зрения. Пусть возьмется за это кто-нибудь с опытом, вроде Смайли или Леамаса…
– Леамас умер.
– Хорошо, тогда Смайли.
– Смайли едва дышит.
Холдейн покраснел:
– Тогда Гийом или кто-нибудь еще. Какой-нибудь профессионал. У них теперь большой штат. Пойдите х Контролю, пусть займется он.
– Нет, – твердо сказал Леклерк и поставил стакан на стол. – Нет, Эйдриан. Вы прослужили в Департаменте столько же, сколько и я, вы знаете наш устав. Используйте все возможности, говорится там, все возможности для добычи, анализа и проверки данных разведки в тех районах, где условия не позволяют действовать обычными военными средствами. – Произнося каждое слово, он взмахивали опускал свой маленький кулачок. – Какое иное, по-вашему, основание дало мне право на разведывательный полет?
– Хорошо, – смягчился Холдейн. – У нас есть устав. Но жизнь меняется. Теперь совсем другие игры. В то время мы были в зовите – надувные лодки в безлунную ночь, захват вражеского самолета, беспроволочный радиопередатчик и всякое такое. Мы с вами знаем; мы все делали вместе. Но времена изменились. И война другая теперь; и ведут ее по-другому. И в Министерстве это отлично знают. – Он прибавил: