Война в Зазеркалье
Шрифт:
Холдейна в дороге преследовало тревожное чувство. Ему казалось, что Лейзер в последний момент может чего-нибудь выкинуть.
Глава 15
Вечером того же дня он сидел у постели Сары. Мать перевезла ее в Лондон.
– Только скажешь слово, – говорил он, – и я примчусь к тебе, где бы ты ни была.
– Это когда я буду при смерти. – Поразмыслив, она добавила:
– Я сделаю для тебя то же самое, Джон. А теперь все-таки ответь на мой вопрос.
– В понедельник.
Они напоминали школьников, игравших «в ассоциации».
– В какую часть Германии?
– Просто в Германию, в Западную Германию. На конференцию.
– И опять будут трупы?
– О Господи, Сара, по своей воле я бы не стал ничего от тебя скрывать.
– Нет, Джон, – бесхитростно сказала она. – Мне кажется, что, если бы у тебя не было секретов на работе, ты бы так ее не любил. Твои тайны – это ширма, за которой ты прячешься от меня.
– Я только могу сказать, что это – серьезное дело… большая операция. С участием агентов. Я их готовил.
– Кто возглавляет вашу операцию?
– Холдейн.
– Уж не тот ли, который тебе все рассказал про свою жену? По-моему, он омерзителен.
– Да нет. Того зовут Вудфорд. А это – Холдейн. Он такой, со странностями. Педант. Очень хорошо знает свое дело.
– У вас все хорошо знают свое дело. И Вудфорд тоже отличный специалист.
В комнату вошла ее мать и поставила чай.
– Когда тебе можно будет подняться? – спросил он.
– Вероятно, в понедельник. Как скажет доктор.
– Ей нужен покой, – сказала ее мать и вышла.
– Занимайся своим делом, если ты в него веришь, – сказала Сара. – Но не надо… – Ее голос прервался, и она стала похожа на маленькую девочку.
– Ты ревнуешь меня. Ты ревнуешь меня к работе, к секретности. Ты хочешь, чтобы я потерял веру в мою работу!
– Пожалуйста, верь в нее, если можешь.
Некоторое время они не глядели друг на друга.
– Если бы не Энтони, я ушла бы от тебя, – объявила наконец Сара.
– Ради чего? – спросил Эйвери с тоской, но тут же нашел выход. – Ты напрасно беспокоишься из-за Энтони.
– Ты почти со мной не говоришь и с Энтони тоже. Он совсем тебя не видит.
– А о чем нам говорить?
– О Господи.
– О работе, как ты понимаешь, я говорить не могу. И так я рассказываю тебе больше, чем можно. Поэтому ты все время и смеешься над Департаментом. Тебе непонятно, чем мы там занимаемся, и понять ты не хочешь; тебе не нравится секретность, но ты презираешь меня, когда в нарушение правил я что-то тебе рассказываю.
– Я уже это слышала.
– С меня хватит, – сказал Эйвери. – Больше не услышишь.
– Может, на этот раз ты не забудешь привезти Энтони подарок.
– Но я ведь купил ему молочный фургончик.
Они опять помолчали.
– Тебе надо познакомиться с Леклерком, – сказал Эйвери. – Я думаю, тебе надо поговорить с ним. Он уже несколько раз предлагал. Пообедать нам вместе… Может, он убедит тебя.
– В чем?
Ей
– Надо было затянуть эту нитку, – сказал Эйвери. – Так ты только испортишь свою рубашку.
– Расскажи мне про ваших агентов, – попросила она. – Почему они берутся за это дело?
– Отчасти из патриотизма. Отчасти из-за денег.
– Ты хочешь сказать, вы их подкупаете?
– Не говори ерунду!
– Они англичане?
– Есть один англичанин. Сара, больше на спрашивай. Я не имею права рассказывать. – Он наклонился к ней поближе. – Дорогая, не спрашивай меня ни о чем. – Он погладил ее руку – она не противилась.
– И все они мужчины?
– Да.
Вдруг она стала говорить – это был нервный срыв – без слез, невнятно, но торопливо и с чувством, как если бы после всех речей требовалось наконец сделать выбор:
– Джон, я хочу знать, я должна узнать, скажи сейчас, до отъезда. В Англии не принято задавать такие вопросы, но с тех пор, как ты взялся за это ремесло, ты постоянно твердишь, что люди не имеют значения; что ни я, ни Энтони, ни ваши агенты – никто не имеет значения. Ты говоришь, что нашел свое призвание. Какое это призвание? На этот вопрос ты не хочешь отвечать, поэтому и прячешься от меня. Может, Джон, ты мученик? Я должна восхищаться тем, что ты делаешь? Ты жертвуешь чем-то?
Решительно уходя от темы, Эйвери ответил:
– Ничего подобного. Я делаю свою работу. Я исполнитель, винтик в машине. Ты хочешь показать мне, что я двоемысл? Ты хочешь сказать, что я сам себе противоречу?
– Нет. Ты сказал то, что я хотела услышать. Ты должен начертить для себя круг и не выходить из него. Это уже не будет двоемыслие, это – безмыслие. Очень скромно с твоей стороны. Ты в самом деле поверил в то, что ты такой маленький человек?
– Это по-твоему я маленький человек. Перестань издеваться. Маленьким человеком меня делаешь ты.
– Джон, честное слово, я не хотела. Когда ты вчера пришел, у тебя был такой вид, как будто ты влюбился в кого-то. И эта любовь дает тебе покой. Ты был такой непринужденный и умиротворенный. Я решила, что у тебя появилась женщина. Поэтому я и спросила, только поэтому, все ли ваши агенты мужчины… Я подумала, что ты влюблен. А теперь ты говоришь, что ты никто, и выходит, что ты этим гордишься.
Он выждал минуту, потом улыбнулся – так, как он улыбался Лейзеру, и сказал:
– Сара, я ужасно скучал по тебе. Когда был в Оксфорде, я как-то отправился посмотреть на тот дом на Чандос Роуд, помнишь его? Там было здорово, правда? – Он сжал ее пальцы. – По-настоящему здорово. Я думал о нас, о нашем браке, о тебе. И Энтони. Я люблю тебя, Сара, люблю. За все… за то, как ты растишь нашего малыша. – Он рассмеялся. – Вы оба такие уязвимые, иногда мне даже бывает трудно думать о вас по отдельности.