Война Вихря
Шрифт:
Как ни странно, здесь было порядочно акхарцев – мужчины и несколько женщин, – они явно имели вес в обществе и преследовали собственные корыстные цели, надеясь расширить свое влияние на обломках старого порядка. Среди них были мужчины вроде герцога Алон-Паседо, чьей семье было запрещено акхарским законом приходить сюда. У них был зуб на королевство и много друзей среди тех, кто стремился наследовать этот мир. Вокруг было множество таких паседо, хотя одевались они скромно и держались униженно. Незачем было подавать колонийским войскам мысль, что они будут драться и за интересы некоторых акхарцев.
Однако пока акхарцев использовали на самой тяжелой и грязной
Хедумы исполняли роль дорожной полиции. Они были вежливы, но вели себя очень твердо, внушая огромному собранию ощущение порядка и силы.
Взглянув на такую мощную, организованную и уверенную силу, Халагар понял, что сделал правильный выбор.
Каким-то образом этот Клиттихорн распознал огромную силу Принцессы Бурь. Вероятно, он был не первым, но только он понял слабость системы и понял, что может выиграть, используя ту силу, просто потому, что его коллеги не могли поверить, что они не так уж неуязвимы.
Халагара направили в маленький походный шатер. Там сидели три офицера. У одного была салатово-зеленая кожа и глаза как буравчики. Он был похож скорее на гигантскую ящерицу, чем на человека. Еще один был безволосый, приземистый, с невероятно широким лицом и лысым черепом, из которого торчали рога, как огромные, только не на месте выросшие плотоядные зубы. Третий был крошечным, похожим на гнома, старообразным созданием с огромными перевернутыми остроконечными ушами, довольно глупым выражением лица и глазами как обеденные тарелки. Халагар не знал этих рас, но форменная одежда офицеров, ее одинаковость среди безбрежной разномастной армии свидетельствовала, что они, вероятно, из собственного штаба Клиттихорна.
– Имя? – спросил его гном.
– Халагар, сэр. Наемный офицер по профессии и доброволец в этом деле. Я доказал это тем, что захватил беглянку Бодэ и передал ее адепту на границе Масалура.
– Я слышал об этом. Что ж, добро пожаловать, сэр. Устраивайся где-нибудь вон там, возле деревьев, где сможешь найти место. У тебя будет такой же хороший обзор, как у любого из того лагеря. – Он посмотрел на Чарли. – Это что, боевой трофей?
– Моя личная рабыня.
– Ну, правила здесь таковы, что всех рабов помещают в загоны и назначают им работу. Чтобы не возникало острых ситуаций.
– Я понимаю, но ей следовало бы остаться со мной. Она слепая.
– В самом деле? Ну тогда зачем ты держишь ее? Какая от нее польза?
Рогатый посмотрел на Чарли, затем снова на гнома.
– Дурацкий вопрос, – рявкнул он.
– Я, э… понимаю. Ладно, раз она должна все время быть с тобой, советую тебе сходить к кузнецу, пусть сделает ей ошейник и цепь, чтобы ты мог привязывать ее.
Халагар кивнул:
– Благодарю вас, господа. Полагаю, для меня, как и для всего Акахлара, это будет самое интересное время.
Зеленокожий неожиданно обратился к Халагару и заговорил удивительно приятным красочным языком. Произношение выдавало в нем представителя высшего класса.
– Скажи мне как профессиональный воин, что ты думаешь об операции? Халагар пожал плечами:
– Если откровенно, сэр, пока все свидетельствует о том, что акхарская система прогнила насквозь и в настоящий момент совершенно бессильна. На месте их Главного Мага я бы подождал, пока все соберутся, а потом направил бы сюда всю мою армию, подкрепленную всем колдовством, которое было бы в моем распоряжении. Вы здесь так стиснуты, что ваше автоматическое оружие прикончило бы столько же ваших собственных
– Не ты один так думаешь. Многие из нас рекомендовали тайно стягивать силы, но мы попробовали действовать открыто в дюжине районов, куда могли доставить войска, и нигде не встретили настоящего сопротивления. Если они не помогут друг другу, наше и их колдовство столкнутся на равных по крайней мере на некоем открытом пространстве, как это. Но ты несправедлив, если считаешь их глупыми. Подумай о потерях. Их милиция предназначена для того, чтобы сдерживать колонии, а не для ведения войны по всему фронту. Они считают, что лучше потерпеть и дать нам запутаться в собственных слабостях.
– Единственная наша слабость в том, – уточнил рогатый уродец, – что компактность и округлая форма срединных земель делают их положение идеальным для обороны как с военной, так и с магической точки зрения, а наши войска не очень-то сплочены. В срединах знают это, потому и сидят, пережидают, полагая, что мы не сможем с нашими войсками долго вести осаду, – и раньше такая стратегия была верна. Наша армия – это собрание самостоятельных рас, которые не привыкли сотрудничать с кем бы то ни было. У них мало общего, кроме жажды свободы. Но если разрушить центр средины раньше, чем войска начнут разбредаться кто куда, победа обеспечена. Завтра, в три часа утра, мы разрушим его и атакуем с трех сторон.
– У тебя есть манданский плащ? – спросил зеленокожий.
– Нет. Мы лишились большей части наших запасов. Но ведь Ветры Перемен никогда не пересекают нули.
– Верно, но это значит, что тебе придется ждать целый день, прежде чем самому войти и увидеть последствия. Мы давно начали подкупать, выпрашивать, даже воровать манданские золотые плащи, и все-таки нам их не хватает. Что ж, наблюдай отсюда и жди. Когда опасность полностью минует, посмотрим, что мы сможем сделать для нескольких человек вроде тебя.
Халагар устроился на участке, где было довольно много акхарцев. Некоторых он узнал. Как и он сам, они считали, что выгоднее служить победителю. Были здесь и пираты, главари банд и прочая темная публика, за которой ему приходилось охотиться, когда он служил законной власти.
Для Чарли ошейник и цепь символизировали высшую степень унижения. Металл был легкий, но ошейник был намертво закреплен на шее, а цепь, футов шести-семи, приварена к нему. Ее заставили разгуливать вокруг, грязную, голую, на поводке, как дрессированную собаку. Халагар так бахвалился ею, что в конце концов «одолжил» Чарли новоиспеченным правителям. Они были грязные, грубые, а некоторые и садисты. Несколько часов она развлекала эту мразь сексуальными играми на траве. Под конец она чувствовала себя измятой, разбитой и оскверненной, но ей было приказано вести себя так, будто она наслаждалась этим. Многие вызывали у нее такое отвращение, какого она никогда не знала прежде. Все они убивали время до начала главного сражения, и Чарли казалось, что это никогда не кончится. Когда ее все-таки оставили в покое, она была так избита и измучена, что лежала, не имея ни сил, ни желания двигаться. Бодэ была права: Чарли до сих пор сохраняла романтические представления о мире, что был не более чем выгребной ямой. Она была имуществом Халагара, с ней обращались хуже, чем с его лошадью. И, вероятно, так будет снова и снова, потому что это единственное, чем она была полезна своему хозяину. И так будет продолжаться день за днем, неделю за неделей, год за годом.