Война за империю
Шрифт:
— Постараюсь. С шейхом, это хорошо придумано.
— Постарайтесь, — серьезно согласился Черкасов, — очень постарайтесь. Второй раз может и не повезти.
Глава 9
В небольшой комнате за высоким квадратным столом сидели два человека. Сидели и молчали. Каждый смотрел поверх головы собеседника, будучи, на первый взгляд, целиком погружен в свои мысли. Они были совершенно непохожи. Один — достаточно высокий, светловолосый, одет в отменно пошитый костюм синего цвета. Узкое породистое лицо с орлиным носом хранило
Несмотря на все различия, в эти минуты собеседники казались близнецами. Нечто неуловимое, но в то же время отчетливое, роднило их. Более всего, пара напоминала шахматистов-гроссмейстеров, ведущих партию на незримой доске невидимыми фигурами. На гладкой поверхности стола не было ни единого документа, ни клочка бумаги — все необходимое люди держали в уме.
Обычно встречи лидеров государственного уровня долго готовятся и тщательно организуются. В таких случаях имеет значение все, от выбора места проведения до самой последней протокольной мелочи, включая — какой ручкой будет подписан тот или иной документ. Но изредка возникают ситуации, когда возможны самые разные и удивительные вещи. Например, главы СССР и социалистической Германии могут встретиться на неприметном военном аэродроме в Польше, в домике, что отродясь не видел никого в чине выше майора.
Потому что есть тайны и вопросы, которые не терпят ни единого дня промедления. И слишком важны, чтобы доверить решение помощникам, даже самым доверенным.
— Приступим, — невыразительно, словно запуская пробный камень, вымолвил премьер-министр Deutsche Sozialrepublik Рудольф Шетцинг. Он говорил по-русски, памятуя, что собеседник понимает немецкий, но не говорит на нем. — Время не ждет, официально я инспектирую объекты атомной промышленности в Хернхуте.
— Те, кому очень хочется, все равно узнают о нашей встрече, — так же безэмоционально отозвался Сталин, вынув из кармана трубку. — Но это хорошо, что время не терпит…
Шетцинг чуть приподнял бровь, выражая вежливое недоумение. Сталин не стал зажигать трубку, вместо этого он чуть постукивал ею по столу, будто отбивая ритм своих коротких, рубленых фраз.
— Есть время долгих слов и время коротких. Сейчас время быстрых мыслей и быстрых решений.
— Философ, — хмыкнул Шетцинг, в его голосе проявилось что-то человеческое, выходящее за рамки официального протокола. Это слово послужило чем-то наподобие спускового крючка. Гроссмейстеры самую малость расслабились, исчезла напряженная готовность, теперь премьер-министр и генеральный секретарь внимательно смотрели друг на друга.
— Не без того… — ответил Сталин. — Марксизм-ленинизм учит нас, что философия — важнейший инструмент познания и объяснения мира. Поэтому настоящий коммунист должен быть философом. Главное, чтобы он … всегда говорил строго по делу.
Трубка вновь тихо стукнула по столу, ставя отчетливую точку.
Шетцинг чуть склонил голову в знак согласия.
— Что ж, дело так дело, — решительно начал немец. — Иосиф…
Премьер помолчал, собираясь с мыслями. Сталин
— Мы потеряли Мальту, — коротко сказал Шетцинг. — Бои еще не закончены, но остров мы не удержим.
— Вас предупреждали, — холодно отметил Сталин. — Нельзя быть сильным везде. И во всем. Особенно играя в английской… — генеральный секретарь на мгновение задумался о том, что при упоминании морских забот слово 'песочница' прозвучит несколько неуместно. — В английской лохани с водой.
— Вы предупреждали и о том, что война с Малой Антантой и Францией приведет к поражению, — без промедления парировал немец.
— Да, — согласился Сталин. — Тогда мы… ошиблись. А теперь оказались правы… Что вы намерены делать дальше?
— Мы будем продолжать.
Генеральный секретарь склонил голову набок, на мгновение уподобившись огромному и очень старому филину. Он покрутил трубку в руках, словно размышляя, не закурить ли. Положил ее в нагрудный карман и только после этого уточнил:
— Будете продолжать?
— Да, — отчеканил Шетцинг. — И поэтому я здесь, — он коротким жестом обвел комнату. — Прилетел на самолете, чтобы задать тебе личный вопрос. Вы с нами?
— Рудольф… — с неопределенным выражением вымолвил Сталин. Ему вспомнилась другая встреча, в совершенно ином месте, двадцать лет назад, когда относительно молодой немецкий политик впервые встретился с уже не молодым русским политиком. Тогда они впервые обратились друг к другу по имени и на 'ты'. Это не было признаком дружбы, будущие вожди не могли позволить себе такой роскоши. Скорее признаком родства душ, возможности быть чуть более откровенными в решении важнейших вопросов.
— Возможно, я стал слишком старым… — вдруг задумчиво проговорил после долгой паузы Сталин. — Возможно, я уже чего-то не понимаю…
Шетцинг не проронил ни слова, терпеливо выжидая.
Генеральный секретарь неспешно встал из-за стола, прошелся взад-вперед и продолжил размышление вслух:
— Вы настояли на раздувании большого пожара европейской войны. Мы всегда опасались этого, но все же поддержали вас. Это оказалось правильным решением. Наши недружелюбные соседи — Малая Антанта и прочие… Немало крови пролилось на границах, и за их действиями всегда стояла тень Англии или Франции. Или их обеих. Мы, наконец, смогли научить их … сдержанности.
— Это общеизвестно, — с отчетливо выраженной ноткой недовольства отозвался Шетцинг, но Сталин будто и не услышал. Он продолжал ходить и размышлять вслух с обманчивым добродушием.
— Казалось бы, самое время остановиться. Но вы решили эксплуатировать успех до конца и … затопить Британию окончательно. Мы снова вас поддержали. Но теперь обстановка слишком изменилась. Это решение уже не правильное. Аврал хорош, когда он решает одну проблему. Но индустриализация показала нам, что аврал не может быть нормой жизни.