Война за океан (др. изд.)

Задорнов Николай Павлович

Сам Изылметьев, скромный, твердый и спокойный, очень нравился губернатору. Плотный, широкоплечий, с суровым взглядом, обычно молчаливый Изылметьев принадлежит к числу тех командиров, которые никогда не предполагают в будущем ничего, кроме победы, и на которых можно положиться как на каменную гору. В победу он не просто верил, а готовился к ней со всей опытностью старого служаки. При всей своей молчаливости и кажущейся неподвижности Изылметьев был человек быстрых и решительных действий. Он был неподвижен, потому что привык неподвижно стоять на юте и как бы чувствовать себя частью корабля, но зато его корабль был очень подвижен и проделывал чудеса, исполняя краткие

и лаконичные приказания своего капитана. Корабль был вертким, что и доказал в это плавание дважды, уйдя из-под носа преследовавших его союзников.

Сегодня Изылметьев стоял на юте «Авроры», когда на город шел пароход, и в обычном своем молчании уже все обдумал и представлял примерно, что будет и как развернутся события.

Завойко и Изылметьев вытерли ноги о мокрый мешок, который расстелила на крыльце Харитина, оставшаяся за хозяйку, и вошли в дом. Харитина знала, что на обед будут приглашены офицеры, и готовила на всех. И знала, что пол заследят сапожищами, экая ведь жара, пылища, а на сопках сыро, глины натащат. А хозяйка Юлия Егоровна любит чистоту, и сама Харитина опрятная. Да и перед генеральшей не хочет ударить лицом в грязь и, пока хозяйничает за нее, ни в чем ей не уступит.

Со всех постов и батарей собрались на обед офицеры. Обсуждались события дня. Офицеры говорили, что люди преисполнены энтузиазма, готовы умереть и рвутся в бой. Между прочим, высказывалось сожаление, что не успели укрепить Бабушку, что затащили туда лишь единственную пушку. Завойко это не понравилось.

У офицеров был вид возбужденный и оживленный, и казалось, все изрядно поработали сегодня, и настроение было такое, как будто выиграли первую стычку.

— У меня все как братья, — говорил генерал, — и офицеры дружны с матросами и солдатами! Что и возмущает заядлых бюрократов, они видят в этом порчу армии и ее дисциплины!

Фесун петушился, опять колол Мровинского, намекнул ему, что планы его сомнительны.

Изылметьев сидел по правую руку хозяина и слушал со своим обычным суровым видом, что говорят другие. Он ждал, когда подадут кушанья. Капитан зверски проголодался и думал сейчас лишь о предстоящем обеде.

Он раскраснелся после первой рюмки, вытер вспотевшую лысину большим цветным платком.

— Здорово проголодался сегодня! — проговорил он и подтолкнул локтем сидевшего рядом мичмана Фесуна, здорового детину, быстрого, шустрого и верткого, показывая, какой кусок еще положить ему в тарелку. Офицер, зная, что тучному Ивану Николаевичу не так легко встать в такой тесноте, немедленно и с охотой исполнил его указание.

Изылметьев никогда ни с кем не спорил, он и с Завойко, казалось, действовал в полном согласии, хотя иногда подавал очень важные советы и твердо, но спокойно настаивал на своем.

Однако, несмотря на его благорасположение к Завойко и кажущееся согласие, Иван Николаевич считал себя главной пружиной всего происходящего, душой дела и главным защитником Петропавловска. Поэтому он позволял себе молчать за столом, когда тут шли такие пылкие разговоры.

«Если бы не «Аврора», что бы вы делали, господа», — хотелось ему спросить у губернатора и его чиновников. Эта фраза весь день была у него в голове. Он повторял ее мысленно с глубоким возмущением, так как, на что бы он ни смотрел, он замечал, как все здесь сделано наспех и несравнимо с тем, каким все должно быть в настоящей морской крепости. Но упрекать кого-либо, спорить не следует. Может быть, даже никто тут и не виноват. Нечего делать, будем стоять, служить царскую службу!

— Еще кусочек, мичман… Да нет, не туда… Да вы слушайте,

а не философствуйте. Ну что вы тычете вилкой, как безглазая баба! Выберите вон тот, поподжаристей… А-а! Вот-вот… Мерси.

Для него никакого значения не имело, что Фесун племянник хозяина. Тучный капитан поправил салфетку, опять вооружился ножом и вилкой.

— Американцы, господа, возмущались тем, что их флагом осмелились прикрыться! — снова громко заговорил мичман Фесун, накладывая гарнир в тарелку капитана и косясь на дядюшку.

В саду послышались голоса. Через открытую дверь видно стало, как между берез шли Дмитрий и Александр Максутовы. Они опоздали к обеду, разбирая какие-то неполадки в одном из орудий батареи младшего брата Александра.

«Да, свой стол, что ни говори, давно надоел на «Авроре», — думал Изылметьев. Он охотно столовался у гостеприимного Василия Степановича, признавал его замечательным хозяином и был очень благодарен.

За всяким советом Василий Степанович вынужден обращаться к нему. Лучшие мастера, артиллеристы, матросы были на «Авроре», на ней же — запасы пороха и ядер. Хотя Изылметьев и младше чином, не адмирал, но весь сок, как он выражался, у него. Иван Николаевич выпил еще рюмку, и ему вдруг захотелось поговорить.

— Любопытно! — воскликнул он. — Тут ли «Президент»?

Изылметьев искренне желал посмотреть в бою своих знакомцев по Кальяо.

Александр Максутов вошел и остановился у рояля. Юлия Егоровна играла на нем каждый вечер. Вчера она тихо пела:

Ты помнишь ли тот взгляд красноречивый, Который мне любовь твою открыл? Он в будущем мне был залог счастливый… [101]

Максутов почувствовал сейчас, как ему дороги были минуты встреч с кузиной, как освежала она все тут. Право, она мать восьми детей, а очень, очень хороша…

101

«Ты помнишь ли тот взгляд красноречивый…» — романс А. Варламова «Напоминание».

«А ведь меня, наверно, убьют», — вдруг подумал он.

— Кушать пожалуйте, — сказала Харитина.

«Как оживает она иногда, какая добрая улыбка является на ее лице, какая она становится, временами разговорчивая».

В тот светлый миг, одной улыбкой, смело, —

звучало в ушах молодого офицера, —

Надежду поселить в твоей груди. Какую власть ты надо мной имела — Я помню все…

Дмитрий Максутов расстроен. Его, старшего брата, артиллериста более опытного, генерал поставил на внутренний пояс обороны, Александра — на внешний. Как ни просил Дмитрий, все без толку.

— Вы мне нужны тут, и на вас вся моя надежда! — сказал Завойко.

После обеда все разошлись на работу. Всюду слышались то унылые, то бодрые песни трудившихся солдат и матросов. За городом канцеляристов учили целиться, но стрелять не позволяли, чтобы зря не тратить зарядов.

Обыватели запирали дома и на лодках или пешком, угоняя коров, уходили на речку Авачу. Место там за горами, и считается чуть ли не землей обетованной. Там тише, нет ветров, теплей, все растет, и не дойдет туда враг.