Война за океан (др. изд.)
Шрифт:
Маркешка так кричал, словно это была дичь и сейчас она разлетится, надо успевать. Слева грянуло «ура». Погнали французов с погибшей батареи Максутова. Вот и они появились из лесу, бьются штыками на скалах, поскакали со скал. Один хромает, бежит. Вдруг Маркешка увидел, как без ружья несется за французами озверевший Алешка Бердышов. Как, откуда он выскочил — неизвестно.
Два француза тоже без ружей прыгнули со скалы, и Алексей прыгнул прямо на них. Набежали матросы и добровольцы. Тут же камчадалы. От этих пощады не жди. Одного француза тут же
— Живьем! — орал он, желая видеть, каков этот человек. Бердышов вообще хотел знать, что это за люди, познакомиться с ними. Он дрался с ними наверху, друг у друга повыбивали ружья. Алексей поднял француза, пошарил у него за поясом, отнял нож и табакерку.
Скалы и косогоры были усеяны редкими цепями русских стрелков. Стреляли по лодкам. Со шлюпок посыпался град пуль по спустившимся на отмель матросам «Авроры». Враг считал их самыми опасными.
Ванька Растяпов, коренастый и плотный матрос, тщательно целится со скалы. Но не стреляет.
— Давай знамя сшибем у них, — говорит он Маркешке.
— Это верно! А то все кричат: флаг, флаг, знамя ли… черт знает… А мы имя подсечем.
Растяпов выстрелил, и знаменосец, бежавший к шлюпке, упал. Сразу знамя подхватил другой, но того сшиб Маркешка.
В это время из леса появилась упряжка. Выехало единственное конное орудие.
— Э-э, так это наш усть-стрелкинский казак Размахнин! И с ним — Токмаков!
Казак с отмели навел пушку и ударил по баркасу. Там крики, люди валятся в море с обоих бортов.
— Бей их!
На всех шлюпках отстреливаться сразу перестали. Все шлюпки пошли хватать людей с разбитого баркаса. Гребцы подавали им весла. Видно было, как умело и быстро плывут матросы, не успевшие сесть в шлюпки. Повсюду плыли и барахтались люди. Про знамя забыли. Кто-то из аврорских поднял его.
Попадав в воду, англичане бросали ружья. На отмели валялись мешки, шинели, кивера, фуражки. Маркешка нашел кандалы. Бердышов — другие.
— Знакомо дело! — побренчал он кандалами.
«Дивно этих ружей теперь по тайге раскидано, — подумал Хабаров. — Надо посмотреть, какие системы. Говорят, они хорошие ружья делают. И ребята собой видные и не дураки, а затеяли такое дело. Жаль было стрелять! Но приходилось. Теперь, однако, до свиданья!»
Маркешка пошел по тайге посмотреть, нет ли где ружей. А там уже бродили камчадалы. Эти охотники выискивали себе, что получше. А кругом убитые — вот лежит Размахнин Сашка, вот братан Пешкова, из первого взвода. Проходивший офицер предупредил, что ружья будет собирать особая команда.
— Паря, а солнце-то как высоко, — удивился Маркешка, выйдя из тайги.
Оказалось, что битва продолжалась почти четыре часа. Но в пылу ее время шло быстро.
Пароход отводил фрегаты. Заметно было, что два фрегата сильно потрепаны. И пароход опять кренит.
Перед домом губернатора строились отряды.
— Взяты пленные, флаги, гаубица, ружья, сумка с документами, — громко говорил Завойко. —
Поднесли носилки. В них лежал мальчик. У него оторвана рука. Он помогал на батарее Максутова.
— Максутов из своих пяти пушек расстрелял два фрегата, — сказал Завойко офицерам. — Недаром они кричали «ура», когда он пал.
Адмирал подошел к Дмитрию Максутову.
— Ваш брат, Дмитрий Павлович, умер от ран…
Завойко обнял Дмитрия Максутова. Спадало нечеловеческое напряжение, которое он сдерживал так долго. Что-то дрогнуло в его железной душе. «Но еще враг тут, — сказал он себе, — у врага еще около двух тысяч людей, и я не смею рыдать».
Отовсюду несли убитых и раненых. Подошли американские купцы.
Привели пленных.
Раненый матрос Петр Минин, отстранив охрану, дал им закурить. Подошла Пелагея Усова. Во время боя она не уходила из города. Пелагея варила обед. Она тоже пришла посмотреть пленных вместе со всеми. Пронесли казака с перебитыми ногами.
Двухлетняя дочка Пелагеи протянула руку к сухому длинноносому французу в мундире и обрадовалась.
— Это ты что? — смутилась Пелагея.
А девчонка настойчиво просилась к французу. Пьер — матрос с французского адмиральского фрегата. Его взял в плен Алешка Бердышов. Он узнал и Пелагею, и ее девочку, потом оглянулся на толпу, в глазах его мелькнула радость. Он мельком, но остро и с интересом взглянул в лицо Пелагеи. И почувствовал, что ему легче, ужасов плена нет, не так уж страшно. А то ждал чего-то, сам не зная, — не то смерти, не то чего-то худшего — тупого, бесконечного, чем, по рассказам, опасна эта страна.
Люди заметили, что ребенок обрадовался. Все знали, что семья Усова была в плену.
— Ну пусть, пусть идет! — сказал Минин. — Не съест.
Но толпа молчала.
— Это она помнит, как ее там баловали. Француза по мундиру узнала, — подходя, заметил Усов.
— По мундиру ли, по морде ли запомнила! — удивлялись забайкальцы. — Приметливые же камчатские ребятишки.
— Паря, а французы какие красивые! Чем-то на камчадалов смахивают! — заметил Маркешка. — На японцев ли? Такие же сухощавые. Вроде меня. Только ростом повыше.
— Паря, говорят, девки у них красивенькие, облепиха! — подтвердил Бердышов.
Пелагея взглянула на пленного поласковей. Она помнила, как Пьер хлопотал, таскал ей кашу и возился с ребятишками, в то время как муж ее сидел в кандалах. И потом как провожали ее с детьми матросы с французского фрегата, когда она уезжала на шлюпке, Пьер только улыбался ей во всю рожу.
«Кавалер нашелся», — с презрением подумала она тогда.
Несмотря на строгую и даже жестокую дисциплину и на беспрекословное, казалось бы, подчинение матросов капитану и офицерам, на английских кораблях существовало сильное общественное мнение.