Война. Krieg. 1941—1945. Произведения русских и немецких писателей
Шрифт:
Штурман проверил содержимое своей пачки табака, вытащил из нее для себя длинную, волокнистую щепоть, закрыл пачку и передал ее пиротехнику. Отнесите это капитану, сказал он. Пиротехник ухмыльнулся и весело спросил: ты что, не узнаешь меня, Бертрам? Штурман молчал, казалось, он не слышал вопроса; не поднимая глаз, он набил свою носогрейку и, не зажигая, зажал ее в зубах.
«Тебе не в чем себя упрекать, — сказал пиротехник. — Ты должен был это сделать».
«Пусть команда разойдется по местам, — сказал штурман. — Все. Мы несем боевую вахту до Киля. Через пару часов рассвет».
«Хорошо, Бертрам. Можешь на нас положиться».
«Двое с плота останутся в трюме».
«Они знают, что мы идем домой.
«Обойдусь без их благодарности».
«Принести тебе что-нибудь? Чаю? Хлеба?»
«Не нужно. Ничего мне не нужно».
«Скажу тебе еще одну вещь, Бертрам. Ты знаешь мои бумаги. Знаешь, что меня понизили… Оба раза за неповиновение. А я бы опять это сделал… да, опять…»
«И прекрасно».
«Ты знаешь, что я хочу сказать. Я могу исполнить приказ, только если его понимаю. Если он ответственный. Нужно иметь право задавать вопросы…»
«Что еще?»
«Ты думаешь о старике, так? Не всякий может прыгнуть выше головы. Может, он думает так же, как мы… То есть про себя… в душе…»
«Отнеси ему табак».
Сначала впередсмотрящий просто доложил, что по правому борту показалось транспортное средство; в поле зрения медленно проявился такелаж, обозначился силуэт, и через минуту мы узнали MX-18, тральщик из нашей эскадры. Он шел курсом вест-норд-вест, вероятно, к островам; казалось, что мы встретили сами себя. Все мы глядели в ту сторону, все ждали, подавленно или напряженно. И тут сверкнул свет: их прожектор просигналил «К — К». Капитан вызывал капитана. Наш второй сигнальщик поднял хлопушку, готовый отвечать. Он произносил вслух вызов, который они упорно, требовательно повторяли: «К — К», только это, больше ничего, но мы не давали ответа.
Сигнальщик несколько раз обернулся на штурмана, боясь пропустить указание; штурман стоял неподвижно, внимательно глядя в ту сторону, но не поднося к глазам бинокля.
Он оставил вызов без ответа, а так как по его приказу наш радиомаяк был временно отключен, мы уклонились от всяких объяснений. Наверное, команда на MX-18 решила, что мы дрыхнем, и обругала нас, не стесняясь в выражениях.
Рано утром они принесли на мостик хлеб и горячий кофе и пили и ели молча и смотрели на серое море, ожидая рассвета. Но полного штиля не было, стоило приглядеться, и можно было увидеть в глубине какое-то движение, мягкие волны — они некоторое время держали направление, а потом исчезали. Облака на горизонте изменяли форму, то стягивались, то расходились. Пиротехник принес штурману табак, от которого отказался капитан.
В дивизионе нас не забыли. Прислали радиограмму, которая на какой-то момент поставила радиста в тупик; хоть сам я ее не читал, но по обрывкам разговоров понял, что дивизион считал нас на задании. Дивизион не только подтвердил задание, но еще приказал слегка изменить курс, чтобы встретить однотипное судно из нашей эскадры, MX-21, и вместе с ним продолжить курс на Курляндию. Они требовали сообщить точные координаты. Наши еще советовались, придумывали ответы, а уже пришла вторая радиограмма, которая рекомендовала продолжать операцию самостоятельно; после воздушного налета MX-21 дрейфовал с повреждением в двигателе. Штурман сидел как истукан, обдумывая предложения, которые подкидывали ему радист и пиротехник. Может, он вообще их не слышал и только время от времени растерянно кивал головой, изображая внимание; во всяком случае, текст, который он велел радировать в дивизион, был его собственный. В целях безопасности судна и команды, докладывал он, имело смысл изменить приказ; MX-12 идет на Киль и будет ждать там дальнейших указаний.
Нам бы следовало уменьшить скорость. Рыболовецкие катера, маленькие, сизые катера расставили свои сети и теперь все сразу тралили их в сумеречном свете утра. Казалось, тяжелые стальные тросы удерживают их на месте. Мы быстро шли прямо на них, никто не думал обходить неуклюжую армаду,
В виду показались острова, мы хотели оставить их по правому борту, чтобы потом взять курс на юг, но тут от блеклой синевы отделился плоский силуэт одного из новых скоростных кораблей, который быстро шел мимо стоявших на якоре судов. Он пёр прямо на нас: нос гордо торчит над водой, корма скрыта пеной и белым клубом дыма. Когда мы слегка изменили курс, его широкий пузыристый след, тянувшийся по спокойному морю, изогнулся в нашем направлении. Выглядело это так, словно он искал столкновения. Они по нашу душу, сказал штурман и дал сигнальщику знак быть наготове. Мы снизили скорость, судно обошло нас кругом, и тут мы невооруженным глазом увидели, как открываются заслонки обоих торпедных орудий. Людей у орудий не было, но оба аппарата целились в нас, в наш израненный, залатанный широкий борт, то есть под нужным углом упреждения… нам не помог бы никакой маневр. Как они на нас смотрели! Они не спешили отдавать приказ, ждали с приглушенными моторами, уверенные в своем превосходстве. А может, нам это только так казалось. Наконец они отдали приказ: вернуться в Зунд, на старый причал. И MX-12 снова лег на курс, и был теперь эскортируем скоростным судном, которое держалось за кормой по левому борту и, при всей сдержанности, демонстрировало силу. Глядя со стороны, можно было подумать, что мы идем под охраной с каким-то драгоценным грузом на борту. Пиротехник опустил бинокль и подошел к штурману.
«Надо бы увеличить скорость, Бертрам. Не думаю, что у них на борту есть торпеды».
«Это ты не думаешь».
«А если даже… Они никогда не потопили бы MX-12. Ты только посмотри на них».
«Ты не знаешь, какие у них указания. Я не хочу ничем рисковать».
«И кроме того… они не имеют права. Капитуляция-то подписана. Законы для всех одни. С точки зрения права, они должны стоять у пирса и ждать сдачи… как мы… мы все».
«Скажи это им».
«Ты и впрямь думаешь, что они бы с нами покончили?»
«Да. Это же местные. Не забывай».
«Думаешь, нас ждут еще сюрпризы?»
«Они нам устроят встречу; мало не покажется».
«Команда на твоей стороне».
«Посмотрим».
«Может, стоит спросить?»
«Что?»
«Эти на скоростном… может, они еще не знают, что все кончено. Может же быть».
«Они исполняют свой долг. Или то, что считают своим долгом».
Над разрушенной крепостью висел мятый датский флаг, и над больницей, и над рыбным рынком, и даже раздолбанный экскаватор, подорвавшийся неизвестно на чем и потерявший ковш, тоже был украшен вымпелом. Они смотрели с берега, как мы пересекаем Зунд и входим в порт; никто из них явно не допускал, что MX-12 еще раз вернется и, развернувшись, как всегда, на середине акватории, причалит перед зданием комендатуры. Теперь, в порту, капитан скоростного эскорта приказал поставить расчет к орудию; они подождали, пока мы причалим, а потом это плоское с боков стройное судно развернулось и вслед за нами подошло к пирсу.
Нас здесь ожидали. Как только мы отдали швартовы, из тени здания выступила вооруженная процессия — морские сапоги, портупеи, карабины наперевес — во главе с офицером, который держался так уверенно, словно заранее отрепетировал все артикулы. Перед трапом он скомандовал своим людям «стой!» и быстро поднялся на борт. Не глядя и не колеблясь, он прошел мимо нас в каюту капитана, где, не закрывая дверь и не вдаваясь в объяснения, представился капитану, после чего проводил его и старпома к трапу.