Война
Шрифт:
Любители слухов украсили собой деревья, но что делать, если таких становится больше и больше?
После совета Тагари отослал всех, даже своих личных слуг. Там, за плотными холщовыми стенами шатра, стояла весенняя ночь, звездная и безветренная. А ему казалось — каждая звезда это костер чужаков. Впервые в жизни задумался о поражении. И это после удачи в Долине! Скажи подобное кто из его офицеров, даже из высших, был бы сурово наказан.
Но самому себе сложно запретить мысли. Тагари защищает свою землю, родину, имя предков; Мэнго рвется к власти, к новым землям для своего народа.
Или он прав, и видит что-то, недоступное самому генералу…
Устал, как последняя кляча, но никак не мог опуститься на походное ложе. Сидел, смотрел на доспех, стоящий на подставке напротив.
С нагрудной бляхи скалилась рысь, но она была серебряной и слепой. Свечу приподнял — пламя заблестело в зрачках зверя, но отсвет упал так, что почудилось — полморды в крови.
**
В эту же ночь Мэнго было не до звезд, даже в обличье вражеских костров. Он понимал, что, если подойдут еще силы, их оттеснят в горы Эннэ, а там… ну, будет удачей, если отвоюют и оставят себе пару отрогов. Не за этим он положил столько своих воинов — рухэй нужна была земля, скал у них своих хватало.
Он давно задумал смелый шаг, такой смелый, что изумил даже молодого племянника — а уж тот, казалось бы, не в меру дерзок в желаниях.
Обойти бы эту проклятую крепость, да закрепиться в горах Юсен. Тогда оттуда сама их Заступница не выманит. И можно будет подумать о договоре — мы вам мир, вы нам часть долины. Плохо одно — горы Юсен — не Эннэ, там придется идти пусть не вслепую — были все же лазутчики — но кривым на один глаз.
— Хочешь, уважаемый дядюшка, приставить к делу это свое диво дивное? — спросил У-Шен без особой почтительности, широкими тяжелыми шагами меряя походный шатер. Он, хоть и прошел с Энори вдоль Ожерелья, колдуну этому до сих пор не верил. Хотя что уж не верить — вот она, долина, теперь все зависит не от проводника, а от войска и полководцев.
— Если это не наш шанс, то что же?
— Шанс, — согласился У-Шен. — Я первый готов туда отправиться. Или нас вышибут из долины, как хозяйка выливает помои. Я очень даже готов. Но предпочту на своих людей полагаться.
— Что с тех людей… Горы там страшные, и месяц будет дождливый, и после таких снегов потесчет все. Охота лишиться отряда, так берег озера близко — сходи к Тагари, он поможет с радостью.
В свете десятка свечей лица дяди и племянника очень казались похожи. Хотя Мэнго был некрасив, даже страшен — из-за шрама во многом, племянник же внешностью не был обижен. Все равно — два волка, вепря, две хищных птицы: пусть не во всем согласны, но понимают друг друга.
Энори, предатель, диво дивное, или, как его называли, «саарна-элэй»…
Сам Мэнго уже говорил с ним, и остался в задумчивости. Неизменное чутье на людей, помесь природного дара с уроками жизни, молчало.
Но не рискнуть полководец не мог — больше не выпадет подобного случая. Сейчас равнину Трех Дочерей им не удержать, надежда лишь на часть горной цепи на севере и востоке. Изначально и то было бы неплохо, а теперь так удачно сложилось… если сам и запретит
А Мэнго… желает большего.
Пришел, как обычно, ясный и светлый, на лице оттенки выражений меняются, будто рябь на воде — то насмешка, то радость, то ласковое внимание. Только страха никогда не видел на этом лице.
— Готов провести мои отряды под оползнями?
— Я смогу это сделать. Может быть, кто-то погибнет, но основную массу людей я доведу в целости. А обратно идти будет проще, все высохнет.
— Значит, хочешь покинуть ставку, — протянул полководец, — Вэй-Ши вчера с пеной у рта утверждал, что ты наш. Это он-то, который родной матери не доверяет. Что ты с ним сделал такое?
— Мы говорили мало. Но он смотрит на дела, не на происхождение.
— Я тоже смотрю на дела… Еще когда аталинец упомянул о тебе, это звучало интересно, и я был готов принять твою помощь. Но к тому, какой ты силой владеешь, какие о тебе слухи пойдут… — он провел пальцем по костяной рукоятке большого ножа, висевшего на поясе.
— Знаешь, что здесь изображено?
— Волчья охота.
— Не просто охота. Когда-то предок рухэй, дикий кабан, был маленьким, и на него охотились волки. Но кабан быстро бегал. И тогда главный волк сказал — я обернусь оленем, сделаем вид, что стая ловит меня, пробежим мимо, а потом набросимся. Так и поступили волки и олень-оборотень… Знаешь, чем все завершилось?
— Знаю, — рассмеялся проводник, — кабан притворился камнем, а свой облик придал валуну… Но все будет по-честному. Я зашел так далеко, что нет смысла перекидываться в кого-то еще.
— Хорошо, — ответил Мэнго, продолжая поглаживать рукоятку.
— Мне нужно время — все подготовить.
Только бровь дернулась, выдавая удивление:
— Что подготовить? Я думал, ты проведешь нас в горы…
— Чтобы вскоре вас взяли в клещи? Нет. Дайте мне отряд, и он разрушит Сосновую. Сейчас там всякий сброд, они не опасны. Идти в Юсен и оставлять эту крепость нетронутой смысла нет.
— Но узнав о разорении, не подтянутся ли туда?
— Будете наготове, успеете первыми — сил Хинаи не хватит заделать все дыры. Без опоры повиснут в воздухе.
— Звучит… дерзко, — Мэнго тронул пальцем полуседую бородку.
— Сейчас первый день месяца Кими-Чирка. Если продержитесь тут, недели через полторы-две пойдем на Сосновую. Разрушив ее, надежно закрепитесь в Юсен.
— Ты успеешь так быстро? Не лететь ли собрался?
— А если и так? — вскинул глаза, почему-то сейчас почти прозрачные, пугающе-светлые.
— Иди, я не собираюсь так скоро отдавать эту долину, хоть бы сюда пришли войска еще двух провинций, — улыбнулся Мэнго.
Костерок почти догорел, караульные спали, не ведая, что виновники их сна сидят у огня: молодой человек и молодая женщина, с виду чуть старше годами. Если бы кто наблюдал за этой парой не в первый раз и не знал, что тори-ай остаются в том облике, в каком умерли, и могут выглядеть только хуже, сказал бы — ее лицо округлилось, и тело тоже, как бывает с обеспеченными женщинами в праздности. Она была сыта, довольна, и с виду временно смирилась с несвободой.