Войны и битвы домонгольской Руси
Шрифт:
Олег и Борис понимали, что с ними поступили несправедливо, вопреки древнему закону. Как знали и то, что если они сами о себе не позаботятся и не попытаются восстановить попранную справедливость, за них это никто не сделает. Но собственных ресурсов для такого масштабного предприятия, как поход на Русь, у двоюродных братьев не было, поэтому они были вынуждены обратиться за помощью к третьей силе – половцам. Понимал ли Олег, что он делает, когда договаривался с извечными врагами Руси о военной помощи против родственников? Понимал, не мог не понимать. Но у князя не было другого выхода, он был загнан в угол своими беспринципными и алчными родичами. Выбор у Олега был прост – либо всю жизнь прожить в захолустье и скитаться в поисках куска хлеба и крова над головой, либо попытаться вернуть себе то, что было положено по праву. Не надо обвинять Олега и Бориса
Глупо судить предков по меркам дня сегодняшнего. Как и обвинять Олега в том, что он не думал о благе страны. Далеко не каждый из тех, кто живет в наши дни, если бы с ним поступили подобным образом, утерся и смиренно принял свою долю. Все красивые речи о единстве Руси являются не более чем риторическими изысками, пока беда не коснется тебя лично. И тогда окажется, что все эти правильные слова лишь пустое сотрясение воздуха. Олег делал то, что на его месте сделал бы любой нормальный человек – мстил обидчикам и боролся за отцовское наследство. Князь обнажил меч не потому, что по природе своей жаждал крови, а потому, что его к этому вынудили. Олег ждал целый год в Чернигове, когда восторжествует справедливость. Не дождался.
Своей целью на Руси князья изгои выбрали Чернигов. В прошлом году горожане не приняли Бориса, поскольку он был для них чужаком. Иной была ситуация с Олегом, он в этом городе родился, вырос, многие черниговцы лично знали молодого князя. Олег пользовался в городе куда большей популярностью, чем выходец из Переяславля Всеволод Ярославич. Все эти факторы молодые князья учитывали. Не исключено, что, утвердившись в Чернигове, Олег пообещал Борису помощь в захвате какого-либо удела, в этом случае усобица могла затянуться надолго. Можно предположить, что князь Роман посодействовал родственникам деньгами и помог установить связи с половцами. Как только договоренности были достигнуты, изгои повели на Русь степную конницу.
Когда Всеволоду доложили о походе племянников, князь крепко задумался. Ситуация складывалась критическая, поскольку в его распоряжении не было достаточного количества войск. Выводить против изгоев черниговский городовой полк было опасно, слишком многие горожане сочувствовали Олегу. Собирать ратников по всему княжеству и слать гонцов к сыну Владимиру в Смоленск не было времени, противник наступал слишком быстро. Поэтому Всеволод мог рассчитывать только на свою дружину. Можно было сесть в осаду, дать бой племянникам на валах Чернигова и дождаться помощи от родственников. Но при таком раскладе никто не гарантировал Всеволоду, что горожане не откроют ворота Олегу и не впустят сына Святослава в Чернигов. Поэтому князю приходилось выбирать между плохим и очень плохим развитием событий.
Всеволод решил сразиться с Олегом и Борисом в чистом поле. Как сообщает летопись, противники встретились на Сожице. Идентифицировать данное место возможным не представляется. Протекающая к северу Чернигова река Сож не подходит под место битвы, поскольку противник наступал с юга, Всеволоду же надо было двигаться навстречу племянникам, чтобы защитить свой удел. Как заметил А.Ю. Карпов, это либо река, либо урочище в Переяславской или Черниговской земле (55, 40). В целом действия Всеволода выглядели авантюрой, поскольку у князя отсутствовал крепкий тыл, противник же обладал значительным численным преимуществом. Да и воеводой черниговский князь был слабым, недаром его военными делами занимался сын Владимир. Но Мономах находился в Смоленске, враг же стремительно шел к Чернигову.
25 августа 1078 г. дядя встретился с племянниками на поле боя. Всеволод решил смять врага мощным натиском дружинной конницы, приказал поднять повыше стяг, выхватил из ножен меч и устремился в атаку. Его не смутила развернувшаяся на флангах половецкая конница, не испугали мчавшиеся навстречу гридни Олега и Бориса. Земля
…Час спустя Всеволод Ярославич мчался по направлению к Переяславлю, следом за князем тянулись жалкие остатки его дружины. Половцы давно прекратили преследование и вернулись на место сражения собирать добычу, но насмерть перепуганному князю казалось, что погоня всё ближе и ближе. Яростно нахлестывая коня по бокам плеткой, Всеволод стрелой летел в свой родовой удел. Ближние княжьи мужи – Иван Жирославич, Тукы, Чудинов брат, Порей и многие другие – пали под кривыми половецкими саблями. Теперь спасти Всеволода могли только брат Изяслав и сын Владимир. Лишь оказавшись за крепкими стенами переяславского детинца, Всеволод Ярославич успокоился и написал письмо сыну с просьбой о помощи. Мономах быстро собрал полки и выступил на юг. Узнав о движении смоленской рати, Олег отправил половцев перехватить двоюродного брата. Но из этой затеи ничего не вышло, как впоследствии написал Владимир Всеволодович, «из Смоленска же придя, прошел я с боем сквозь половецкое войско к Переяславлю, и застал там отца, вернувшегося из похода» (4, 229). Всеволод считал, что объединенных сил Смоленского и Переяславского княжеств мало для победы над изгоями, поэтому решил обратиться за поддержкой к киевскому князю.
Изяслав встретил брата приветливо. Рослый и могучий, он напоминал медведя, однако, в отличие от Святослава и Всеволода был человеком добродушным, прямым, зла не помнил и всегда был готов помочь оказавшемуся в беде родичу. Тем не менее Изяслав не смог удержаться от небольшого нравоучения: «Брат! Не горюй. Видишь, чего только со мной ни приключалось: в первый раз не выгнали ли меня и не разграбили ли мое имущество? И снова: в чем провинился я вторично? Не был ли я изгнан вами, братьями моими? Не скитался ли я по чужим землям, лишенный всего, не сделав зла никакого? И ныне, брат, не тужи: если будет нам место в Русской земле, то обоим, если будем лишены – то оба; я сложу голову свою за тебя» (4, 199).
Битва на Сожице. Миниатюра Радзивилловской летописи
Киевский князь мог выставить младшему брату солидный счет за свои беды и обиды, но вместо этого стал готовиться к войне, чтобы поставить на место зарвавшихся, по его мнению, племянников. Причем, как свидетельствует летопись, «повелел собирать в поход всех, от мала до велика» (4, 199). Из Вышгорода привел гридней сын Изяслава Ярополк. По мнению великого князя, дружин и полков у четырех князей было достаточно, чтобы покончить с беспокойными родственниками.
Чернигов принял Олега Святославича. Неизвестно, по какой причине, но князья надолго в городе не задержались, не исключено, что они стали добывать удел Борису. Или в преддверии грядущего столкновения с коалицией враждебных князей двоюродные братья отправились собирать ратников в северские земли. В распоряжении Олега и Бориса был месяц, за это время они могли значительно усилить своё воинство. Но как бы там ни было, когда полки Изяслава, Всеволода, Владимира Мономаха и Ярополка подошли к Чернигову, Олега и Бориса в городе не было, вражеское вторжение застало двоюродных братьев врасплох. Посовещавшись, Изяслав и Всеволод решили штурмовать Чернигов, главный удар планировалось нанести с востока, от реки Стрижень. Овладеть восточными воротами, прорваться в город и занять детинец было поручено Владимиру Мономаху и смоленским полкам. Причем сделать это надо было до подхода Олега и Бориса.
На рассвете Владимир Всеволодович построил полки. С высоты седла Мономах рассматривал восточные ворота Чернигова, высокие земляные валы и толпившихся на боевых площадках защитников. Гридни прикрывали князя щитами, ловко отражая летевшие со стен стрелы, смоленские полки шли на приступ Чернигова. Ратники тащили длинные лестницы, вязанки хвороста, чтобы заваливать ров, катили к воротам деревянный навес, под которым на цепях раскачивалось тяжёлое бревно. Воздух гудел от тысяч стрел, с обеих сторон падали убитые и раненые. Смоляне быстро достигли линии укреплений, завалили ров и стали карабкаться на вал. В ворота ударил таран, дубовые створы затрещали под мощным натиском.