Войны за Бога. Насилие в Библии

Дженкинс Филипп

Эти движения на Ближнем Востоке не воспитывали террористов-смертников, сама такая идея была чужда мусульманской традиции. Впервые теракты с участием смертников как система появились на Шри-Ланке, причем большинство из террористов было индуистами, и ни о каких связях с исламом речи не было, а сам этот метод появился только в 1980-х. Лишь позже ближневосточные активисты и исламисты стали использовать такую тактику. Некоторые

другие вызывающие отвращение акции террористов, которые у нас ассоциируются с исламским экстремизмом, также родились вне мусульманского мира. Оливье Руа, один из самых известных европейских специалистов по исламу и исламистскому терроризму, говорил: «Сцены казни иностранных заложников в Ираке, отснятые Аль-Каидой, — это повторение казни Альдо Моро «Красными бригадами» [в Италии в 1978 году], где на заднем фоне также был символ и девиз организаторов, где заложник был в наручниках и с завязанными глазами и где был нелепый суд с зачитыванием приговора и казнью» [389] .

389

«When Religion and Culture Part Ways», interview with Olivier Roy by Eren Gvercin, June 5, 2010, at http://www.signandsight.com/features/2025.html.

Когда бы мы ни обсуждали связь терроризма с текстами Корана, нам необходимо принимать во внимание исторический контекст. Если отрывки из восьмой и девятой сур Корана действительно побуждают верных мусульман фанатично совершать акты насилия, как мы тогда объясним, почему многие верующие не испытали этого влияния и прожили мирную жизнь? Если ислам порождает или прославляет терроризм, почему тогда мусульманские террористы появились на исторической сцене совсем недавно? Почему они не стали первопроходцами и пророками терроризма, а приняли участие в этом кровавом действе в числе последних? Почему им пришлось учиться соответствующим навыкам и тактикам у представителей других религий или атеистов — у западных анархистов и нигилистов, у католической партии ИРА и у городских партизан Латинской Америки, у коммунистов и фашистов, у евреев-сионистов и индуистов из Шри-Ланки? Здесь уместно снова процитировать Оливье Руа: «Аль-Каида не есть проявление традиционного ислама или даже исламского фундаментализма, но это новое понимание

ислама, облаченное в революционную идеологию Запада» [390] .

390

«When Religion and Culture Part Ways». Сравни Graham E. Fuller, A World Without Islam (New York: Little, Brown and Company, 2010).

Какими бы кровожадными ни были священные тексты, как бы они ни призывали к насилию, сами по себе они не порождают кровопролития, если нет особых благоприятных для этого обстоятельств. В какой-то момент, когда в них появляется нужда, эти тексты всплывают на поверхность и делают свое дело: вдохновляют на насилие, оправдывают кровопролитие, делают демонов из врагов и даже возводят конфликт в ранг космической битвы. Но без особых обстоятельств, без специфических условий политической и общественной жизни эти слова не приводят к насилию.

* * *

Разумеется, нам нужно как можно глубже исследовать религиозный контекст актов насилия, значение соответствующих риторических приемов и представлений, потребности тех, кто определяет здесь политику; но в большинстве случаев мы увидим, что ключевые священные тексты не играют здесь значительной роли. Если священный текст X вдохновляет деятельность группы Y, нам надо объяснить, почему активисты опираются именно на этот текст, а не на другие, которые утверждают нечто совершенно иное. И, что не менее важно, нам надо объяснить, почему тот же священный текст не оказывал никакого влияния на миллионы других верующих, которые не совершали насильственных действий [391] . Возможно, то, что мы называем «религиозным насилием», действительно имеет религиозную природу, однако оно проистекает не из священных текстов данной религии, но из какого-то иного источника.

391

William T. Cavanaugh, The Myth of Religious Violence (New York: Oxford Univ. Press, 2009).