Воздается по вере. Любовь сама находит нас. Книга вторая.
Шрифт:
Кузьминичну ушлая девушка начала обхаживать заблаговременно. Рассуждения на этот счет просты. Независимо от результатов поступления в институт знакомство с работником, имеющим возможность распоряжаться, пусть не личным, а казенным жильем, всегда пригодится. Опять же, если не ей самой, кому-нибудь из друзей или друзьям друзей. А уж когда на горизонте явственно замаячил полный провал надежд, то необходимость в дружбе с комендантом общежития соседнего факультета стала совершенно очевидна.
Познакомились пожилая и молодая женщины на первый взгляд случайно. Комендантша вышла на работу после очередного отпуска в самый разгар ремонтных работ. Перед уходом
Через месяц, как ни в чем не бывало, вышла на работу. Обошла подотчетные ей площади, проверила качество ремонта и, довольная результатами, спокойно, с лавочки стала созерцать продолжение процесса. Во время очередного созерцания под теплыми лучами солнца, в разомлевшем состоянии к ней на лавочку подсела разговорчивая абитуриентка. Нужно отдать должное, Кузьминична любила поговорить на свободные темы: поругать бестолковую молодежь, гнусные нравы, вспомнить достойное прошлое и посплетничать про власть имущих.
От слова к слову, познакомились потом и подружились. Абитуриентка являлась на лавочку, как на работу. То семечек принесет, то конфетами угостит, то пирожками побалует. От сухомятки плавно перешли к чаю. Закрывались в комендантской комнатенке и судачили час-другой. Такие отношения, по рассуждению, Кузьминичны ни к чему ее не обязывали, ведь Татьяна предположительно должна была учиться на Геологическом факультете и к Теплоэнергетическому никакого отношения не имела. Значит, корысти во взаимоотношениях нет.
Когда начались вступительные экзамены встречи и чаепития сократились. Понятное дело, Татьяне теперь не до дружбы, пришла ответственная пора. После экзаменов девушка забегала с непродолжительными визитами. На вопрос: «Как успехи?». Отвечала односложно: «Хорошо». Кузьминична особенно не приглядывалась и не прислушивалась потому, как своих дел навалилось.
Сегодня пригласили в деканат по поводу расселения студентов в общежитии. Сама комендантша этим вопросом не занималась, для этого специально имелись сведущие люди. Ей уже выдавался результат в виде списков, кто, где и с кем будет проживать с указанием курсов и номеров групп. Она лишь растаскивала по комнатам эти «содружества». Комиссии по распределению жилья давалось общее количество комнат, к примеру, трехместных столько-то, пятиместных столько-то. В зависимости от количества комнат, формировались количества «содружеств».
Потом начиналась утруска и утряска. Претендентов на места в общежитии каждый год выявлялось больше чем комнат, и тогда за счет установки дополнительных кроватей трехместные комнаты превращались в четырехместные, а пятиместные – в шестиместные. В этом году все опять повторилось. Один список с фамилиями уже сформированных комнат и другой, так называемый, плавающий. Ребят и девчонок из второго списка нужно, просто-напросто, воткнуть к уже определившимся.
Завтра с утра Кузьминична намеревалась закончить комплектовать комнаты, перейдя от теории к практике – собрать недостающие кровати и уже каждое «содружество» привязать к конкретной комнате. Наплыв студентов ожидался со дня на день. Сегодня к ней придет Татьяна. Впервые за все время знакомства они решили поужинать основательно, с выпивкой. Момент подобрался удачный. Вечером в общежитии
Татьяна пришла с небольшим опозданием откровенно расстроенная. Кузьминична забеспокоилась. Накрыли стол, сели. Комендантская комнатка небольшая, но уютная, сразу чувствуется, что здесь обитает хозяйственная женщина. На окошке – новые занавески, стол накрыт скатертью, мебель хоть и старая, но приличная. В одном углу небольшой шифоньер, в другом – канцелярский шкаф со стеклянными дверцами задрапированными под цвет дерева. На стене висело зеркало, помещенное в ажурную металлическую раму, под ним высокая тумбочка. Значительное место в комнате занимал необычный диван с круглыми валиками по бокам сиденья и непривычно высокой спинкой. Такие диваны можно было увидеть по телевизору, когда показывали обстановку дома зажиточного семейства начала двадцатого века.
Комната больше напоминала не кабинет чиновницы, а. скорее, жилую комнату одинокой чистоплотной женщины. Кузьминична, действительно, была уже давно не молодой и одинокой. О своей судьбе никогда не распространялась. Никто толком не знал о ней ничего конкретного. Она, безусловно, любила поговорить, однако, только не о себе. Поддерживала отношения, общалась со многими, при всем при том, в свою жизнь никого не пускала, держала на расстоянии.
Вот и Татьяну не стала приглашать к себе домой, позвала в комендантскую. Разлили по первой, выпили, закусили. Опять наполнили рюмки. Угощение самое обычное – отварная картошка, селедочка, колбаска, сырки плавленые «Дружба» да помидорчики с огурчиками. Завязался разговор ни к чему не обязывающий, о том, о сем. Кузьминична заметила подавленное состояние гостьи. До поры до времени в душу лезть не хотела, мудро полагая – захочет сама расскажет. После третьей Татьяну, наконец, прорвало.
– Горе у меня, Кузьминична, понимаешь, горе, – захмелев, обличала себя собеседница. – Даже не знаю, как дальше жить. Наделала делов, знаю . . . сама виновата . . . . Как теперь быть? Как, Кузьминична, как?
Хозяйка положила кусок вареной колбасы на черный кусок хлеба и сунула в руку Татьяны.
– Ты не сиди. Выпила – закуси, хорошо закуси. Про горе тебе скажу вот что: не видела ты еще, душа моя, горя. Не видела, а хлебнула бы, то словами разбрасываться не стала.
Гостья откусила от бутерброда приличный кусок и пережевывая, возразила:
– Ты же не знаешь.
– Не знаю, – согласилась та. – Только , милая, горе это когда ничего поправить нельзя. События ли вспять повернуть или человека воскресить. А когда исправить можно, тогда это не горе.
– А что?
– Забота. Просто забота. Неприятная, болезненная, но только забота.
– Про горе это ты хорошо сказала . . . – гостья громко икнула, встала и направилась к тумбочке, где стоял графин с водой и стакан. – Про заботу я не согласна.
Выпив воды, гостья вернулась на свое место. Кузьминична терпеливо ждала продолжения исповеди.
– Понимаешь, добрая женщина, я впервые в жизни влюбилась. Читала про любовь, в кино смотрела, верила, что она есть, только не переживала ее. А тут, в Томске, встретила. И где? На вокзале.
– Бывает . . . – согласилась добрая женщина.
– Прямо захватила меня эта любовь и понесла . . . .
– Бывает.
– Не могу я без него жить, понимаешь? – девушка уставилась не моргающим взглядом на пожилую женщину. – Все для него готова сделать, даже жизнь отдать.
– Ну, душа моя, с жизнью ты переборщила. Твоя жизнь тебе самой еще пригодится. Не торопись ее отдавать.