Воздаяние храбрости
Шрифт:
Генерал-майор князь Мадатов, военный правитель трех Закавказских провинций, нахмурился. Но быстро понял, что Вельяминов и не пытался его уколоть, а только лишь сообщал известные ему факты. Начальник штаба Кавказского корпуса вообще редко замечал чужие эмоции. И повторял частенько, что его интересуют дела, а не люди. Но все-таки Валериан сознавал, что он отвечает за спокойствие в Закавказье, а потому посчитал нужным ответить:
– Армяне, евреи, грузины остались верными российскому императору. Бунтуют мусульмане. Они считают, что персы им ближе. За них я отвечать не могу.
Ермолов заворочался в своем кресле.
– Татарам и у меня веры нет. Все клятвы и обещания
Он, показалось Валериану, хотел еще что-то добавить, но умолк и только показал Вельяминову глазами на карту.
– Бунтуют три провинции – Ширванская, Шекинская, Карабахская. В Елизаветполе – столице бывшего Гянджинского ханства – вырезали всех русских, оставшихся в городе. Две роты капитана Шнитенкова едва не попали в засаду, но сумели прорваться. Две немецких колонии – Анненфельдская и Елениндорфская – погибли.
Ермолов привстал было, открывая рот, но Вельяминов предупредил вопрос командующего.
– Случилось это позавчерашней ночью, Алексей Петрович, но сведения верные. Получены из трех разных источников.
Ермолов даже не сел, а рухнул обратно в кресло. Зато поднялся Мадатов, обогнул стол и приблизился к карте.
– Не поспешили гянджинцы? Персы еще, кажется, далеко.
– Персы уже в городе, князь. Амир-хан-сардарь и сын Аббаса – Мамед-мирза ведут авангард армии.
– Численность?
– До двенадцати тысяч.
– Главные силы?
– Осаждают Шушу.
– Зачем?
Первый раз за все время, что Валериан знал Вельяминова, Алексей Александрович затруднился с ответом. Зато зарычал Ермолов. Он уже успел оправиться от удара, нанесенного сообщением начальника штаба, поднялся на ноги и стал возвышаться над своими помощниками по меньшей мере на голову.
– Я тебе отвечу, Мадатов. Только дуростью возможно объяснить это решение. Или же страхом. Конечно же, им надо было блокировать крепость, оставить небольшой арьергард, а главные силы выводить на равнину и прорываться сюда по дороге прямо к Тифлису. И мы уже ничего сделать не смогли бы… Перебросить отряд Давыдова, поставить заслон? Так ведь тут же Гуссейн-хан Эриванский начнет двигаться прямо от Гокчи. И нам путь один – уходить перевалами за Кавказский хребет. А это значит – поднимутся Дагестан, Чечня, кабардинцы с черкесами. Это мы не просто сражение проиграем, это мы – какую территорию отдадим!
Ермолов приблизил к карте обе огромные свои ручищи, заключив между ними часть земли, что готова была отделиться от государства Российского.
– И ведь не мусульмане здесь обитают. А грузины с армянами! Сколько они надежд возлагали на нашу помощь! А теперь, выходит, мы опять их бросим!
– Один армянский мудрец, – сказал Валериан негромко, – мне люди говорили – написал в своей книге: благословляйте приход русских.
– Вот видишь, Мадатов, нам уходить отсюда никак невозможно. Да и не уйдем – выстоим! Ох, какую ошибку сделал ты, шахский сын! Нет, Аббас-Мирза, рановато тебе на трон. А что же Амир-хан молчал? Нет, господа генералы, это не глупость, не промах. Это – извольте почувствовать, – страх! Боится Аббас-Мирза, что снесет Реут его заслоны и ударит по-хорошему в спину. Боятся они нас, опасаются, и никакой Назимка им храбрости не прибавит. Нет, не божеским велением, а только нашим умением справимся!
– Я имею в виду, Ваше превосходительство… – тем же ровным голосом продолжал Вельяминов; только обращение по чину выдавало его недовольство очередным
– Именно, Мадатов, – подхватил Ермолов, обнимая его за плечи. – Тебе и Давыдову, двум гусарам. Это тебе не Березина – жертвы здесь не нужны. Ударил, укусил, отскочил, пусть постоят, раны полижут. Двинутся – подскочишь с другого бока. Только несколько дней, Мадатов, – три, может, четыре. Ширванский полк уже двинулся, спешит через горы. Нижегородские драгуны на марше. Я их встречу, дай время мне приготовиться.
Он вздохнул и развел руки, словно бы извиняясь.
– Но я тебе, извини, дорогой мой, много людей не дам. Два батальона, шесть орудий, сотня донских казаков.
– Для гусарских действий конницы маловато, – спокойно заметил Мадатов.
– Еще добавим вам грузинской милиции.
– О! Другое дело! Сколько?
– Три сотни.
Валериан решил, что ослышался.
– Вы хотели сказать – тысячи.
– Я сказал то, что хотел, – сухо и чуть раздраженно ответил Вельяминов.
Ермолов снова приобнял Валериана за плечи и забасил в ухо:
– Извини, дорогой мой, но более желающих не нашлось. Князь Панчулидзев, старый рубака, собрал всех, кого мог, кому доверял.
Валериан дал прорваться своему гневу.
– Они что, собачьи дети, о себе не хотят позаботиться? Да у каждого князя здесь челяди полторы-две сотни бездельников. Вытащить всех из духанов, отрезвить, посадить в седло, шашку в руки дать или копье.
– Ваш план, князь, безусловно хорош, – осклабился Вельяминов. – Но думаю, что сейчас в городских духанах вы отыщете разве что десяток кинто. Как вы, ваше сиятельство, изволили только что сформулировать, они в самом деле могут заботиться лишь о самих себе. Население покидает столицу, опасаясь повторения ужасов девяносто пятого года. И в первую очередь, разумеется, уезжают аристократы. Знать, которая не согласна пожертвовать даже одним своим человеком ради города и страны.
– Что поделать, Мадатов, среди такого народа живем, – зарокотал снова Ермолов. – Алексей Александрович тут про Ага-Мохаммеда вспомнил. Кто при нем Грузией правил?
– Ираклий Второй, – ответил Мадатов, уже успокаиваясь. – Дядя Джимшид… мелик Шахназаров говорил, что был он великий воитель.
– Именно, именно, – подхватил довольный командующий. – И первый натиск персов он отразил. Но потом сил ему уже не хватило. Ведь даже собственные сыновья не пришли на помощь царю. Ну а имеретинцев и прочих можно и не описывать… Ты же знаешь, Мадатов, я люблю эту страну. Что-то в ней есть такое, свое для русского сердца. Но она, как женщина, только позволяет себя любить. И при этом постоянно оглядывается – не окажется ли поблизости тот, кто полюбит ее сильнее… Я не скажу, что грузины так уж ждут персов. Нет – они выжидают. Посмотрят, кто возьмет верх, и на ту сторону станут.
Он пожал плечами и повторил полюбившуюся ему фразу.
– Что поделать – среди такого народа живем… Но мы-то с тобой мужчины… И принимали присягу. Так что наше дело не сетовать, а сражаться. Собирайся, пехота уже на марше.
– Два батальона с орудиями выступили, – подхватил Вельяминов. – Сотня майора Князева до сих пор под Тифлисом. Поручите майору еще и милицию, а сами догоняйте пехоту. В любом случае они будут вас ждать на реке Храми. У Красного моста с нашей, разумеется, стороны. Письменный приказ в канцелярии у Рыхлевского.