Воздаяние Судьбы
Шрифт:
— Что это они?.. — оторопело заговорил Евгений, наблюдая большими глазами сцены непристойности.
— Это вакханалия! — засмеялся весьма довольный Вещун. — Ведь нынче праздник Бахуса. О, этому лукавому богу-виноградарю отдают почести тем, что пьют жизненную радость полной мерой! Древние умели веселиться. Но, пойдёмте — вы закусили в хорошей компании.
С этими словами весёлый провожатый вывел трёх товарищей на улицу, а там вовсю шёл разгул: праздник был для всех — от патриция до самого последнего раба. И было это веселье странно дико и жестоко: пьяные женщины в разодранной одежде голыми руками схватывались с цепными барсами, где-то стоял долгий вопль, внизу
— Да, люди всегда всё доводят до абсурда. — заметил Вещун, минуя стороной толпу и уводя своих подопечных. — Недаром мой друг Авиценна говорил мне: вино наш друг, но в нём живёт коварство. Пьёшь много — яд, немного пьёшь — лекарство. Не причиняй себе излишеством вреда, пей в меру — и продлится мир и царство.
— Но ведь он жил давно, этот самый Авиценна. — заметил Сан Саныч.
— Конечно, — ответил Вещун, — но мы тут, на Селембрис, сохраняем лучшее из всего, что было когда-то. Я прихожу на пир к Максимилиану когда собрание достаточно насыщено вином, чтобы беспечно веселиться, и ухожу, когда веселье переходит в свинство. Увы, в почтении своим богам человек не знает ни меры, ни предела. Римские вакханалии берут начало от греческих дионисий, когда поклонение лозе доходило до безумия — пьяные менады носились по окресностям, уничтожая всё живое, что встретят на своём пути. Знаете, что сказал о мере употребления вина один мой знакомый афинский деятель Эубулус ещё в триста семьдесят пятом году до новой эры? Он сказал: я должен смешать три чашки: одну во здравие, вторую за любовь, третью для хорошего сна. Выпив три чашки, хорошие гости отправляются по домам. Четвёртая чашка уже не наша — она принадлежит насилию, пятая — шуму, шестая — пьяному разгулу, седьмая — подбитым глазам, восьмая — блюстителям порядка, девятая — страдания, десятая — сумасшествию и крушению мебели.
— Как он мог быть вашим другом? — с удивлением спросил Евгений. — Когда он жил больше двух тысяч лет назад?
— Я тоже не молод. — заметил гид. — Просто сохранился хорошо.
С этими словами он вывел своих спутников в тихую часть сада, где их поджидали невозмутимые земноводные.
— Теперь куда? — спросил вошедший во вкус Евгений.
— Хороший вы человек. — заметил Вещун, усаживаясь верхом на своего тритона. — Мне Вавила рассказывал о вас.
— Вы знаете Вавилу? — удивился физрук.
— Ну да. — подтвердил Вещун. — мы вообще друзья. Я сегодня думал отправиться с ним сначала по моим маршрутам, потом по его. Но у Вавилы нынче в гостях таинственная дама. У меня же в гостях вы, а на Селембрис гостеприимство свято.
С этими словами он снялся с места, за ним последовали жабы, и необычная кавалькада высоко взмыла в воздух, пролетая в ночной мгле над блуждающими внизу пьяными толпами.
— Куда дальше?! — прокричал со своего животного Сан Саныч.
— К истокам! — ответил с тритона гид.
В ушах свистел ночной ветер, тоги с мужиков давно слетели, так что теперь на них остались только хитоны да сандалии. Венки тоже свалились в воду, потому что экскурсия пролетала над морем. Только что они миновали парусное судно с загнутым назад носом — оттуда им приветственно помахали.
— Кто это такие?! — спросил у Вещуна Евгений.
— Аргонавты! — крикнул тот. — Плывут за золотым руном!
Мужикам стало весело — такое приключение! Евгений снял носок и с молодецким гиканьем кинул его в море.
— Чтоб не в последний раз! — крикнул он.
Но вот тритон пошёл на посадку. На этот раз местность была гористой, хотя и сильно поросшей зеленью.
— Люблю я сельские праздники весны. — сказал Вещун. — Чем проще, тем милее. Сегодня третий день дионисиад — время жертвы миновало, настало время чаши. Сегодня мирно, по-домашнему, встретимся со старыми друзьями.
— У вас везде друзья. — заметил Карп, сам удивляясь своему приличному состоянию — ведь столько выпито было за эти часы! Конечно, он был пьян, но как приятно пьян — впервые физику не было стыдно за себя и не надо никому доказывать, что у тебя есть уважительная причина для принятия спиртного.
"Хорошо же древние жили. — думал он. — У них вино шло, как вода."
Меж тем все четверо взбирались по тропе, идущей вверх по пологому холму. Всё освещалось лунным светом — и светлый камень, и густая зелень. Сильно пахло травами.
Вещун остановился, обернулся, раскинул руки, словно птица, и посмотрел назад. Глаза его сияли. Мужики невольно тоже обернулись и загляделись на панораму, открывающуюся с горы.
Уступы холмов сбегали вниз и уходили в море. Эвксинский Понт шумел немолчною волною. Прибой бил в берег, насыщая воздух солёной влагой. Вдали, как корабли на рейде, стояли группой острова — высокие шапки, пенящиеся зеленью. Земля и небо, словно две ладони, укрывали в себе четырёх людей, как будто горсть морских жемчужин, как будто центр мироздания пришёл на них. Казалось, руки — продолжение ночного ветра. Казалось, ноги вырастают из земли и поит мать-земля своих гостей, как некогда поила силою Атланта. И мириады звёзд — глаза Вселенной — глядят на них и видят души их насквозь.
Их встретили в деревне, в бедной сельской глуши под пение дудок и звучание цитр — люди в зелёных венках водили хороводы вокруг украшенного деревца. Веселье началось без них, и гости приспели к самому финалу, когда гуляющие утомились и многие уже храпели под деревьями.
Под платаном была раскатана длинная скатерть, уставленная глиняными чашами, сосудами, подносами, корзинками. Гостей тут ждали — навстречу Вещуну вышли деревенские старейшины. Его и спутников обняли, обрядили в венки из плюща и пригласили к пище. Простой ячменный хлеб, бобы, фиги, овечьи мягкие сыры их ждали в корзинках и подносах. Отдельно источали запах устрицы, мидии, морские гребешки с лимоном, кальмары, запечённые в горшках. Особенное блюдо: саламис — рыбное жаркое разных видов. Множество оливок — солёных, маринованых и свежих. Мёд в плошках и, конечно, местное вино — Рецина. Слегка горчащее, с острым запахом и вкусом смолы. Были тут самосские и Родосские вина, вина с островов Хиос и Лесбос, а также знаменитое тирское красное вино.
— Вы знаете, откуда пошло слово "товарищ"? — спрашивал их захмелевший проводник. — От греческого "синтрофос", что значит — человек, с кем ты ешь. Вот так вот, а вовсе не от слова "товар". Как говорил один мой хороший синтрофос, которого звали Фалес, человек разумный идёт на пир не с тем, чтобы до краёв наполнить себя, как пустой сосуд, а с тем, чтобы пошутить и посерьёзничать, поговорить и послушать, и всё это должно быть другим приятно. Он записал эту мудрость в своей книге "Пир семи мудрецов". И я хочу вам сказать, ребята, что вы были сегодня молодцами — не посрамили себя перед людьми, ибо вино есть испытание для человека. Вы слышали про истину, сокрытую в вине? А что это такое?