Воздухоплаватель

Кунин Владимир Владимирович

Заикин рассмеялся. Де ля Рош посмотрела на него увлажненными глазами и тоже рассмеялась.

Поручик Горшков отвел глаза от столика Заикина и де ля Рош и потрясенно сказал:

— Господа! Просто мистика какая-то! На каком языке они разговаривают? У меня такое впечатление, что они понимают каждое слово друг друга!

— Поручик, я приказываю вам сидеть смирно и не крутить головой, — сказал Ульянин.

Де ля Рош низко наклонилась над столом и что-то говорила Ивану Михайловичу. В глазах у нее поблескивали слезы, но она улыбалась, и в голосе ее слышались

нежность и смущение. В какой-то момент, продолжая говорить, она развязала газовый шарфик, под которым оказалась золотая заикинская медаль. Поднесла ее к губам, тихонько поцеловала и снова обернула шею шарфиком, скрыв под ним золотую награду.

Заикин опустил глаза и смущенно завязал узлом вилку.

* * *

На аэродроме по полю катался аэроплан. Мсье Бовье и сам Анри Фарман обучали новичков «пробежкам» по земле с работающим мотором.

Ученики — здоровенные усатые дяди — бегали за аэропланом, как мальчишки, в ожидании своей очереди, искательно заглядывали в глаза Фарману и Бовье, внимательно слушали объяснения, переводили друг другу с французского на немецкий, на английский, на русский, на японский все, что говорили инструктор Бовье и директор школы Фарман.

Мациевич что-то втолковывал Заикину, тот смотрел на него с напряженной физиономией, запоминал и снова приставал к Мациевичу с вопросами.

Улучив момент, Заикин подошел к Фарману и мрачно спросил по-французски:

— Мсье Фарман, когда я буду летать?

Фарман рассмеялся, похлопал Заикина по плечу и ушел, на ходу раскуривая трубочку.

* * *

— Анри, я вам так благодарна за все! — сказала де ля Рош. Они стояли в цехе-ангаре около нового аэроплана.

— Не стоит благодарности, Кло, — сказал Фарман. — Через несколько дней вы сможете облетать эту новую игрушку. Остались какие-то пустяки. Почему не приехал Пьер?

— Вы из меня сделали авиатора, Анри. Вот за что я благодарна вам.

— Не преувеличивайте моих заслуг, Кло. Вы были самым способным и самым очаровательным учеником моей школы.

— Я охотно пококетничала бы с вами. Анри, но мое уважение к вам настолько велико, что мешает мне это сделать.

— А жаль! — рассмеялся Фарман. — Когда приедет Пьер принимать новый аэроплан?

— Анри, — Де ля Рош вынула из сумочки пудреницу и, глядя в зеркальце, провела пуховкой по лицу, — когда должен быть готов аппарат мсье Заикина?

— Понятия не имею, — легко ответил Фарман. — Когда справлюсь со всеми остальными заказами. Месяца через два-три... — И вдруг насторожился. Посмотрел на де ля Рош и спросил удивленно: — В чем дело, Кло?

— Он уже оплатил счет за постройку? — спросила де ля Рош, внимательно разглядывая свой нос в маленьком зеркальце.

— Да. В чем дело, Кло?

— Когда, вы сказали, будет готов мой аппарат?

— Через несколько дней...

— Анри, будьте же как всегда любезны и отдайте мой аэроплан мсье Заикину, — спокойно сказала де ля Рош и впервые посмотрела в глаза Фарману. — А я подожду эти два-три месяца.

— Вы сошли с ума, Кло! Вы не можете ждать так долго!

Я слышал, что Леже заключил для вас очень выгодный договор на гастроли в Испании.

— Я тоже слышала об этом, Анри. — Де ля Рош невозмутимо спрятала пудреницу в сумочку. — Пожалуйста, передайте этот аэроплан мсье Заикину. Я вам буду очень обязана. Считайте, что я уступаю свою очередь.

— А как же гастроли в Испании? — растерялся Фарман. — Я не рекомендовал бы вам летать там на старом аппарате. Он уже достаточно изношен.

Де ля Рош поцеловала Фармана в щеку и улыбнулась:

— Мой дорогой мэтр, я так привыкла во всем следовать вашим советам, что ни за что не буду летать в Испании на старом аппарате. Я просто туда не поеду!

— Вы с ума сошли! Что с вами, Кло?

— До свидания, Анри, — нежно сказала де ля Рош. — Я была так рада вас видеть. И пожалуйста, напрягитесь и придумайте, под каким соусом вы через несколько дней сообщите мсье Заикину, что его аэроплан уже готов.

* * *

Несколько русских офицеров, Заикин, Ефимов и Фарман стояли около новенького аэроплана. Заикин был расфранчен и торжествен. В руках он держал свою роскошную трость с бриллиантами. Неподалеку стоял художник Видгоф и набрасывал с натуры аэроплан. С другой стороны аппарата фотограф устанавливал свою треногу. Около аппарата копошились Жан и Жак.

Фарман говорил, а Мациевич почти синхронно переводил Заикину:

—...только из глубочайшего уважения перед твоими спортивными заслугами господин Фарман нашел возможность ускорить постройку аэроплана.

Жан и Жак переглянулись. Жан ухмыльнулся, а Жак сплюнул.

— Мсье Фарман говорит, что он сам пролетит сейчас над полем, чтобы показать тебе все достоинства аэроплана, — сказал Мациевич.

Фарман улыбнулся и посмотрел на трость Ивана Михайловича.

Заикин перехватил его взгляд и тут же быстро проговорил:

— Ты, Лев Макарыч, передай ему, что я и слов таких не могу найти, чтобы выразить свою благодарность, а посему прошу его принять маленький презент...

И Заикин протянул Фарману трость. Мациевич перевел, и Фарман, уже искренне восхищенный, принял подарок.

Пока он любовался тростью, Мациевич тихо спросил Заикина, показывая на художника и фотографа:

— Иван Михайлович, дорогой ты мой, на кой тебе черт сейчас эти-то понадобились? И так на бобах сидим, зубами щелкаем.

— Лев Макарыч! Реклама — ух какая страшная сила! Может, я мужик и серый, и неграмотный, а только в этом я соображаю будь здоров!

— Мсье Заикин! Силь ву пле, — сказал Фарман и широким жестом пригласил Заикина занять пассажирское сиденье.

Он сказал еще несколько слов и любезно улыбнулся.

— Господин Фарман говорит, что он сам сотворит твое крещение.

— Батюшки-светы! — воскликнул Заикин и бросился к аэроплану. — Да неужто?! Эва, что моя тросточка-то наделала! Недаром за нее тысячу двести рублей плочено! Хорошо, что в ломбард заложить не успели!

Русские захохотали, зааплодировали. Фарман принял это на свой счет и вежливо поклонился.