Воздушные десанты Второй мировой войны
Шрифт:
«Неужели разбился?» — с ужасом думаю я. Но с самолета точно это определить невозможно. Тяжелое, удручающее чувство сжимает сердце.
Остался мой последний и самый ответственный прыжок. Самолет делает разворот, набирает высоту 1000 м. Перед глазами стремительно проносятся рваные облака, трудно различать наземные ориентиры. Сегодня у меня два парашюта: один — на спине, другой — на груди. Нагрудный считается запасным. Если не раскроется основной, то необходимо прибегнуть к запасному.
Мне необходимо было проверить, откроется ли запасной парашют на спуске при раскрытом уже основном парашюте.
Вот самолет ложится на курс и приближается
— Лейтенант Ямабэ, прыгать будете?
— Конечно! — отвечаю я.
В то время я не знал, что по радио с земли уже был передан приказ командира Уэно о прекращении прыжков.
Я прыгаю в белую пучину облаков. Раскрывается основной парашют, и начинается спуск. Меня сильно болтает. Я попал в сильный воздушный поток. Меня бросает то вниз, то вверх примерно метров на 30. Ощущение от болтанки при спуске на парашюте почти такое же, как в самолете. В такую сильную болтанку я попал впервые.
Воздушный поток продолжает относить меня в сторону моря. Отчетливо вижу берег. Подо мной медленно проплывает сосновая аллея. Скоро я окажусь над самым берегом. Вот я уже вижу огромные сердитые волны с белыми барашками. От непрерывного раскачивания меня тошнит. Стиснув зубы и обливаясь холодным потом от напряжения, я креплюсь.
Наконец делаю над собой усилие и выдергиваю шнур запасного парашюта. Полотнище купола вырывается из ранца, но стропы зацепились за ногу, и парашют не наполняется воздухом. Запасной парашют не сработал.
Скорость спуска с парашютом практически составляет примерно 6 м/сек. Таким образом, с высоты 1000 м я должен был пробыть в воздухе примерно 2 мин. 50 сек.
Приземлился я на песчаной отмели Мацухара, в километре от намеченного пункта приземления. Пришлось управлять парашютом путем подтягивания строп, чтобы не попасть на сосны. Оказавшись на земле, я заметил, что на одной ноге нет ботинка: я его потерял во время рывка при раскрытии парашюта. Припадая на босую ногу, с парашютом под мышкой, я побрел к командному пункту, возле которого собралось начальство.
Меня встретили пять-шесть человек испытателей, которые очень беспокоились за меня, наблюдая с земли за прыжком.
— Командир!...— обратился было ко мне старший, но внезапно хлынувшие из глаз слезы не дали ему говорить. Однако он тут же взял себя в руки и доложил мне, что матрос 3-го класса Цутитама разбился.
Сдерживая слезы, молча выслушал я это сообщение. Сердце мне подсказывало: «Здесь, перед подчиненными, ты не должен плакать». И я крепился. Я живо себе представил образ матроса Цутитама — бледнолицего двадцатилетнего юноши, который сидел рядом со мной в кабине, когда мы, поднявшись с аэродрома Йокосука, пролетали над Касима и любовались видами, открывавшимися под крыльями самолета. «Почему погиб самый молодой из нас? Почему не меня постигла его участь?» — спрашивал я самого себя.
— Бегом туда, где лежит Цутитама! — приказал я испытателям, и мы поспешили к месту катастрофы.
На широком полигоне Касима, в самом центре, в рыхлом песчаном грунте образовалось углубление шириной 1,5 м, из которого выглядывало тело Цутитама, наполовину засыпанное песком. Изо рта погибшего, который был раскрыт, словно в улыбке, сочилась алая кровь.
— Эх, Цутитама, Цутитама...— прошептал я, обращаясь к безжизненному телу. Увидев меня на месте катастрофы, ответственный за испытательные прыжки капитан 3-го ранга Сумида приказал испытателям очистить тело
В случае аварии никто не имел права ни к чему прикасаться до тех пор, пока я не прибуду на место происшествия, так как на мне лежала обязанность тщательно устанавливать причину каждого несчастного случая и немедленно принимать меры к тому, чтобы подобные случаи больше не повторялись.
Прыжки не возобновлялись до тех пор, пока не устанавливали причину аварии и не находили меры к устранению ее в будущем. Я немедленно приступил к осмотру парашюта. Причину катастрофы установить удалось быстро. Большая часть полотнища основного парашюта вышла из ранца полностью, однако край вытяжного парашюта защемило между спиной парашютиста и ранцем парашюта. Вот почему купол основного парашюта переломился пополам и не мог наполниться воздухом.
Врач осмотрел труп, который представлял собой буквально мешок с костями. Мы бережно перенесли тело погибшего на машину скорой помощи и проводили его в йокосукский авиаотряд.
«Спи спокойно, герой, матрос 3-го класса Цутитама». «Мы никогда не забудем тебя. Мы приложим все силы, а если потребуется, отдадим и наши жизни, чтобы создать парашютные части», — такова была наша клятва над прахом товарища.
29 марта состоялись торжественные похороны. Смерть Цутитама наполнила наши сердца каким-то щемящим чувством обреченности. Однако мы не должны были отчаиваться. До окончания нашей работы было еще далеко. Предстояло пройти трудный, полный неожиданностей и опасностей путь, суливший новые испытания. Мы ясно представляли себе, как мы будем постепенно, шаг за шагом преодолевать трудности, двигаясь к намеченной цели. А трудности начинались уже завтра.
Возьмите хотя бы укладку парашютов и подготовку их к прыжкам, на что приходилось тратить несколько часов. Причем эта работа требовала особого внимания и тщательности. А во что нам обходилась возня с 60-килограммовыми манекенами «дами»! Пот лил ручьями с испытателей, когда они погружали их в самолет, а потом сбрасывали их на цели на аэродроме. И такая работа повторялась изо дня в день. Нелегкой была и физическая подготовка по датскому комплексу гимнастических упражнений для парашютистов. Кроме того, мы тренировались на специальных качелях, устроенных в ангаре. Испытатели должны были учиться на лету соскакивать с качелей в различных положениях и правильно приземляться.
И каким чудесным занятием по сравнению со всей этой тяжелой черновой работой казались прыжки с парашютом, когда в небе, словно огромные хризантемы, раскрывались белоснежные купола парашютов.
Наконец наступил день окончания испытаний, установленный приказом военно-морского министра. Однако считать нашу работу законченной было нельзя. Приступать к созданию парашютной части можно было лишь в том случае, если бы нам удалось освоить прыжки с оружием, пользуясь парашютами образца 89. Приказ военно-морского министра отражал примитивные взгляды отдельных руководителей, которые считали возможным ограничиться освоением прыжков без оружия. Стало очевидным, что этот приказ — всего лишь академический проект, составленный людьми, которые совершенно не знают эту новую область военного дела. Мы же считали, что нашу экспериментальную работу следует проводить более серьезно, с учетом подготовки к трудной, затяжной войне.