Воздушные замки
Шрифт:
Ладно, что бы там ни было, все скверно, отдых безнадежно испорчен. А как Карстен любил свою яхту! Как предвкушал те мгновения, когда парус захватит самый тихий ветерок, и лодка, послушная рулю, заскользит прочь от причала. А как славно в море, когда свежий ветер поднимает волну, а ты на яхте один-одинешенек.
При возвращении над причалами яхт-клубов собирались облачка белого дыма, доносились раскаты пушечных выстрелов, – так друзья салютовали Карстену, едва завидев его яхту.
Дорога серпантином вилась по горным кручам, пересекала бурные горные ручьи и стремительные реки.
Когда на солнце набегали тучи, и по неоглядной водной глади фьорда расползались тени, сразу становилось понятно, до чего скудна природа Западной Норвегии. Горные орлы медленно кружили над голыми вершинами гор, над деревушками, которые, кажется, спали среди белого дня.
Постепенно исчезли сосны и ели, пропали даже кривые березки, искалеченные морскими ветрами. Стали мелькать лишь скалы, сглаженные доисторическими ледниками, да бурая трава на каменных осыпях.
Карстен упрямо продолжал нестись на предельной скорости и, насупив брови, смотрел лишь на дорогу, а по сторонам не глазел. Как бы не выглядели скудно окрестности, это его родная страна. Никакие равнины не сравнятся с красотой этих величественных скал.
Вскоре шоссе нырнуло в туннель под Бюфьордом, один из самых длинных в Скандинавии, и бешено замелькали и слились в одну линию фонари на высоких сводах грандиозного туннеля.
И хорошо, и очень даже славно, что не видно солнечного света. Так легче забыть о своем добровольном отказе от безмятежного отдыха под парусом. Его светлые, как вода в ледниковом озере, глаза были полны гнева, а упрямая верхняя губа закушена великолепными зубами. Машина летела по шестикилометровому туннелю, самому длинному в Скандинавии…
Черт его знает, что там случилось в Ставангере. Если бы не срочный телефонный звонок отца, молодой человек и не подумал бы возвращаться вечером в пятницу домой, лучше бы вышел в море. Или лавировал бы в Люсефьорде под шквальными ветрами.
«Звезда Севера» – сорокафуговая океанская яхта, отделанная экзотическими породами дерева на лучшей верфи Великобритании в Глазго знаменитым лондонским дизайнером Джоном Бэнненбергом и оснащенная современнейшим навигационным оборудованием, постоянно ждала своего хозяина у причала яхт-клуба в Тёу. А приятная компания для морской прогулки не заставила бы себя ждать.
Непутевые друзья Карстена любили непринужденный отдых под ласковым солнцем, и времени у них было всегда достаточно, чтобы получить удовольствие от внезапных налетов на рестораны в самых отдаленных портах побережья Норвегии от Бергена до Нарвика.
Само собой, не обходилось без жестоких драк с заносчивыми янки из экипажей американских танкеров, с угрюмыми шведскими матросами, любителями джина и бренди, с веселыми русскими рыбаками с рыже-ржавых, побитых штормами траулеров.
Как-никак, сам Олаф Трюгвессон, первый норвежский конунг, принявший христианство, погиб в морской битве при Сволвере. В жилах Карстена текла кровь предков-викингов, и комфортабельная «Звезда Севера» хранила
Выход в море под парусом всегда радовал Карстена, он чувствовал, что ему подвластно все – и парус, и ветер, и волны. Стихия была безжалостна, но разве мир бизнеса менее жесток? Только найдешь ли такую красоту в мире банков, акций и чеков? Конечно же нет.
Среди волн и безоглядной дали Карстен отдыхал от дел и всегда страшно негодовал, когда находилась причина, отрывающая его от моря.
Машина вылетела из туннеля. Стоп! Молодой человек притормозил, заплатил за проезд по туннелю банкнотой в пятьдесят крон, аккуратно пересчитал сдачу и отправился дальше.
До Ставангера было уже недалеко: осталось миновать один мост и туннель… Все здешние места Карстен знал как свои пять пальцев. Он не какой-нибудь турист, он – местный житель, здесь родился и здесь умрет. Это его родная земля.
Мальчишкой он когда-то поднялся на скальное плато над Люсефьордом. Посмотрел с высоты на округу. И был поражен красотой родной земли до глубины души!
Ставангер город зажиточный и несколько суетливый, так сто лет назад писали о нем в путеводителях. Таким Ставангер и остался. Одна из наиболее старинных деревянных застроек центра отвлекла молодого человека от тревожных мыслей.
«Милая Салли! Перечитывала прошлое мое письмо к тебе, и поняла, что много я не успела тебя рассказать. Больше всего я жалуюсь на свою жизнь, но, если честно, мне не так уж и плохо, когда светит солнце или когда у меня веселое настроение.
Я безумно люблю Норвегию! Я мечтаю объездить ее всю и пройти все западное побережье на своем швертботе! Неужели есть другие такие страны, в которых люди так любят мороз и снег? Может быть, Швеция, Финляндия, Россия, Канада?
И все же таких гор и фьордов, как у нас, нет нигде. Салли, я выйду замуж за путешественника. Пусть он даже и окажется бедняком, но мы с ним будем путешествовать на велосипедах и ночевать в палатке. Мне самой это смешно, но заманчиво.
Харальд один из самых богатых людей в Норвегии, конечно, он даст мне денег на автомобиль. Салли, я люблю тебя! Не забывай меня никогда. Твоя Присцилла».
Колеса автомобиля прошуршали по булыжной мостовой, дорога пошла круто вверх. Граница города была совсем рядом, в сотне метров громоздилась гора и росли огромные ели.
Рыжие белки сидели на гранитной плитке тротуара и глазели на автомобиль. В садах за чугунной оградой росли розовые кусты.
Карстен вышел из машины, легко взбежал по изящной каменной лестнице и открыл тяжелую резную дверь старинного особняка, в котором располагалась судоходная компания Трольстингена-отца.
Дому было без малого двести лет. Вон и окошко, за которым когда-то располагалась спальня, в которой родилась прабабушка Карстена. Ее сын, стало быть, дед Карстена, компанию и основал. Как звали бабушку? Кто помнит! Сам молодой человек такой чепухой голову себе не забивал никогда.