Воздушный казак Вердена
Шрифт:
В первый раз Харитон успеха не добился, но силу в себе почувствовал, кое-что и в технике гонки разглядел. Однажды коренастый и лобастый юноша до последней минуты держался в группке лидеров, еще б немножко, и был бы он первым. И на сей раз его заметили, заинтересовались. Еще бы, едва Уточкина не обошел!
Начинается новая пора в жизни Харитона: он становится гонщиком, первые скромные победы, вот уже и прессой отмечен.
Завсегдатаи и репортеры спрашивают Уточкина о Семененко, как оценивает его чемпион России?
— На асфальтовом треке я его обойду,
Их часто стали встречать вместе, и не только на треке. Уточкин берет Харитона в море, у него своя яхта. И на гастроли, случалось, выезжали вдвоем.
…Никанор Данилович и Акулина Логиновна разглядывают большой красивый лист с картинками: перед трибунами, низко склонившись к рулям велосипедов, мчатся гонщики… Выше, в круге, образованном лавровым венком, большой портрет юноши в кепке, козырьком назад. Это их сын… Мать краем передника смахивает слезу и, словно не веря, смотрит на Харитона, потом опять на афишу. Отец в который уж раз, шевеля губами, перечитывает огромные буквы: «Харитон Славороссов — чемпион Одессы».
— Красиво? — спрашивает Харитон.
Отец молчит, потом поднимает глаза от афиши:
— Как же это, от себя отказался?.. Не пойму…
— Грех, Харитоша, — снова подносит передник к глазам Акулина Логиновна. — Отцы, деды…
— Да не сердитесь вы, заведено так… Вот артисты, борцы… Я же вам объяснил… Во славу России… Славороссов… Не какой-то там бульди, польди… Можно Семененко-Славороссов…
— Так маленько получше, — стал сдаваться отец.
Начались поездки по городам России. Теперь уже к именам Уточкина, Ефимова обязательно прибавляют Славороссова.
«К нам в город, — вспоминает свою юность писатель И. Василенко, — прибыл голландец Клейн и на своем велосипеде с узкими желтыми шинами принялся шутя обгонять и чемпиона города Заднепровского, и гастролировавшего здесь чемпиона Одессы Славороссова. Рассказывали, что к велосипеду голландца была приделана небольшая металлическая коробка, но, безусловно, это не был мотор, голландец так же нажимал на педали, как и все другие гонщики. Что за коробка? Почему на последнем круге, когда оркестр исполняет галоп и все зрители вскакивают с мест и неистово орут: «Заднепровский, жми, жми!» — велосипед, точно нечистая сила, подхватывает голландца, а Заднепровский, равно как и одессит, сразу оказывается на четверть круга позади иностранца?..
С большим трудом удалось нам с механиком Павлом Тихоновичем перекупить два билетика и протиснуться на велодром…
К старту подкатили наш белобрысый чемпион Заднепровский, массивный веснушчатый одессит Славороссов и худой, длинный как жердь, голландец…
Три с половиной круга гонщики шли рядом, но тут зазвонили в колокол, духовой оркестр с печального вальса перешел на стремительный галоп. Чемпионы и голландец напряглись, пригнулись к рулю, и велосипед с таинственной коробочкой точно вихрем отнесло от двух других машин… Заднепровский и Славороссов потребовали, чтобы голландец тут же, у финиша, раскрыл свою коробку. Но победитель обругал их на всех европейских языках и укатил с велодрома, а потом и из города.
Сын Славороссова, Алексей Харитонович, такой же коренастый, широкоплечий, с крупными чертами лица, помнит и другие случаи из рассказов отца:
— На велогонках в Тифлисе Славороссов обошел местного чемпиона. Темпераментные зрители бегут на поле к победителю, а товарищи предупреждают: «Берегись, Харитон, не ровен час, начнут качать, какой-нибудь болельщик кинжал подставить может».
Отец был очень сильным физически. Его окружили и в самом деле качать хотят, а он чуть не в драку с публикой, не дается, и все…
И в городе Грозном Славороссов победил всех конкурентов. «Лучший рекордсмен на Северном Кавказе», — писали о нем.
Знаменитого гонщика приглашают выступать в цирке. Появляется аттракцион «Корзина» — велогонки по вертикальной стене…
Страсти века захватили и столичного студента Генриха Сегно. Забросив занятия, он носится по магазинам, закупает тонкую жесть, бамбук, медные трубки, стальную проволоку, полотно, инструменты…
Все это он вместе с двумя приятелями отвозит к ним на дачу в Дибуны. Там, в сарае, в великой тайне молодые люди строят планер.
Местность в Дибунах холмистая, песчаные дюны — вот откуда будут они парить на крыльях. И планер был построен. Взобравшись на самую высокую дюну, Генрих становится против ветра и, подхваченный его порывом, отделяется от земли. Полет, а скорее падение, продолжался несколько секунд, но все же порой удавалось покрыть расстояние метров в тридцать.
Незатейливая конструкция не имеет рулей, сохранить нормальное положение можно, только балансируя телом, что редко удавалось, но разве могло это остановить юношу, уже почувствовавшего неповторимое ощущение свободного полета.
Осенью 1909 года Генрих Сегно вступает во Всероссийский аэроклуб. Самолетов в клубе еще нет, как нет в России пока своих летчиков, но можно поехать во Францию.
Как раз аэроклуб командирует туда за самолетом инженера Лебедева, тоже планериста, знакомого Генриха.
— Я готов ехать с вами в качестве механика, возьмете? — спрашивает он Лебедева. — Поеду за свой счет.
— Согласен! — отвечает Лебедев. Молодые инженеры отправляются в Мурмелон.
А там уже Михаил Ефимов, гордость школы, летает на равных с самим Фарманом. Учатся русские офицеры, молодой юрист Александр Васильев, Иван Заикин… Полно земляков.
Кроме Фармана, здесь открыли школы Блерио, братья Вуазен, фирма «Антуанетт». Места хватает всем — гладкое, поросшее нежной травой поле тянется на несколько километров. Тут же строят аэропланы, каждая школа при «заводе». У Анри Фармана два ангара. В них несколько станков для обработки дерева, столярные верстаки, стрекочут швейные машинки, рабочие обтягивают полотнищами деревянные скелеты крыльев, другие несколько раз покрывают их лаком для более плотного натяжения полотна. На слесарном верстаке режут толстую рояльную проволоку для расчалок, готовят колеса для шасси…