Воздушный стрелок. Сквозь зенитный огонь
Шрифт:
Например, это касается личного осознания, кто же делает историю? Мой отец был сторонником девиза «историю делают мужчины», а в моем умственном багаже это мнение неприкосновенным осталось тогда, когда я в первые месяцы плена начал думать политически… Но в антифашистской школе нам вбивали в голову, что в принципе ход истории определяют народные массы. Что за глупая попытка, сталинскую диктатуру сопоставлять с ореолом демократии. Без «мужчин» или «власть имущих» — народные массы — это беззащитная толпа.
Большим жизненным примером для меня явились выборы в антифашистский актив лагеря 469/1 (смотри
Человек, к удивлению, такой товар, который легко поддается дрессировке. Мой жизненный опыт подтверждает, что: «Ничего нет более простого на этом свете, чем натравливать человеческие массы на что-либо».
Красноречивые вожди народов могут вводить в экстаз десятки тысяч людей, а миролюбивых граждан превращать в убийц. Когда в гитлеровской Германии полным ходом шло наращивание вооружений, Геббельс, держа речь перед 5000 человек в Берлинском дворце спорта, в конце своего выступления с визгом задал вопрос: «Хотите пушек вместо масла?», и массы заорали в радостном раскачивании: «Дааааа!»
В связи с этим я усвоил, что опасно о чем-либо беспокоиться и еще опаснее говорить об этом, если твои политические убеждения идут вразрез с власть предержащими. Свободу самостоятельных политических мыслей может себе позволить лишь тот, кто может хорошо держать язык за зубами или, как всегда, обладает властью.
Так и в так называемом правовом государстве понятия «быть правым и с успехом отстаивать свое право — вещи разные».
Понятие партийность было придумано политическими дельцами, чтобы под ширмой необходимости, а также в случае величайших преступлений против человечества, суметь идеологически оправдаться. Кто полностью и безоговорочно отдает себя политической партии, тот для достижения великой (далекой) цели должен все снова мириться с необходимостью говорить и действовать против своих собственных убеждений, если таковые у него, конечно, есть. Ну а кто придерживается определенного мировоззренческого убеждения, должен подальше держаться от партийных идеологов.
И хотя мое политическое убеждение сформировалось уже перед отпуском из плена, во мне все же оставалось немного веры в гуманный немецкий путь к социализму. Так в 1949 году я стал кандидатом в СЕПГ. И то, что это была ошибка, в 1952 году показало исключение меня из рядов партии с ярлыком «врага партии». Данный факт продолжительное время влиял на мою карьеру (по счастью не только негативно).
Пытаясь классифицировать основные типы активных людей в политике, я уже перед освобождением из плена пришел к определенной системе из трех классов, между которыми, естественно, никогда нельзя исключать переходные явления:
1-й класс — верующие. Они одержимы идеей и для ее реализации
2-й класс — прагматики. Они понимают, что подчинение стремящемуся к власти политическому движению может принести выгоду. Они плюют на идеи и владеют искусством в нужный момент становиться под подходящие знамена. Поразительно, но эти «знамена» обычно принимают таких перебежчиков, которые во имя достигаемых ими выгод в большинстве случаев готовы глотать глыбы камней. Они распространяют диктуемый политическими дельцами символ веры и не редко несут большую вину за страдания верующих.
3-й класс — власть предержащие. Владеть большой властью дано очень немногим. Путь на верх всегда блокируют другие, которые также стремятся туда. И на самый верх добираются только те, кто готов всеми средствами смести своих конкурентов с этого пути. Дело доходит до крайности и физической ликвидации оппонентов, что и происходило при Сталине. Эту готовность нельзя остановить даже перед лучшим другом или ближайшим родственником. Великие каждый день говорят и пишут о «чести» и «справедливости», и в то же самое время растаптывают эти понятия. Хороший оппонент, это мертвый оппонент! Данный принцип относится также и к западной демократии. Но там действуют немного «поинтеллигентнее». В основном уничтожают психически, а не физически.
Как и в мире цветов тысячи тонов смешиваются из трех основных, так и число возможных промежуточных явлений в этой схеме политических классов бесконечно велико. Но нельзя отрицать факт, что эти три цвета существуют и доминируют так же в чистом виде. Это общество трех классов при Гитлере и Сталине было продемонстрировано нам в экстремальном виде. Однако «западная» демократия также не свободна от этих симптомов.
Уже во время нахождения в плену я начал сомневаться в абсолютном максимализме марксистской идеологии, а именно в том, что: «Бытие определяет сознание».
Согласно марксистским теоретикам, все люди становятся ангелами, если организовать им определенное бытие. Но такого не может быть даже уже потому, что не бывает дельцов-ангелов, которым удалось бы создать рай на земле.
Когда я в начале ноября 1943 года поступил в качестве военнопленного в Сталинград, Советы праздновали 25-ю годовщину Октябрьской революции. Однако что я увидел, не имело ничего общего с «новыми людьми социалистического сознания». Каждый думал в первую очередь о собственной выгоде и видел в народном хозяйстве государства лишь «дойную корову» для своих нужд. Настоящий социализм шевелился в индивидуальных низших горизонталях, где один помогал другому выдержать влияние системы дефицита. Регресс на социалистическую собственность при этом карался строжайшими наказаниями, но не считался советскими людьми грехом.