Вожак
Шрифт:
Пинаю и пинаю снег, ровно до того момента, пока не поднимаю голову.
А когда поднимаю её…вижу его…
Моё сердце дёргается, и я забываю, о чём думала секунду назад!
Меня переполняет радость и облегчение. Проходящие мимо люди бросают на него любопытные взгляды, которые он игнорирует. Эти люди…они не знают, кто он такой. В этом городе вообще мало кто знает, кто такой Марат Джафаров. Его положение, его связи…это всё не афишируется. Это информация…для избранных…
Он стоит, слегка расставив ноги и положив руки в карманы пальто. Такой же недовольный
С силой закусываю губу и перехожу на очень неторопливый шаг.
Он идёт мне навстречу твёрдой уверенной походкой, и я замираю на месте, ожидая его неминуемого приближения. Остановившись рядом, он смотрит на мои руки, вцепившиеся в ремешок сумки. Берёт их в свои и обдаёт тёплым дыханием, поднеся к губам.
Тепло растекается по всему моему телу, а колени начинают слабеть. За счёт платформы моих сапог наши лица почти на одном уровне. Я вижу отсветы фонарей в его глаза, которые смотрят в мои. Вижу снег на его чёрных волосах и на его плечах.
В этот момент…мне хочется верить всему…
Верить в то, что он пришёл навсегда и больше не уйдёт.
Верить в то, что больше не сделает мне больно. Верить в то, что наше прошлое осталось в прошлом.
Я так растеряна, что хочу смеяться и плакать одновременно.
И я не хочу ни о чём думать…
Только не сейчас…
Ты, итак, думаешь как курица!
Проваливай!
Ничего не говоря, он кладёт мою руку себе в карман и ведёт вниз по улице, по дороге сплетая наши пальцы. По руке до самого локтя бегут горячие мурашки. В голове нет ни одной мысли, только радостные кульбиты в животе. Когда водитель среднего джипа открывает для нас дверь, я покорно сажусь в салон. Марат поддерживает мой локоть, помогая не увязнуть в снегу и не растянуться на тротуаре, а потом садится сам, на ходу расстёгивая пальто.
Не теряя ни секунды, срываю с головы шапку и тянусь к нему. Водитель захлопывает дверь, а мой муж встречает меня на полпути, обнимая моё лицо ладонями и накрывая мои губы своими.
Огненный вихрь проносится по моим венам.
Его губы сминают мои. Жадно и с шумным вдохом. Мои веки опускаются, я падаю на него, потому что не ориентируюсь в пространстве. Он ныряет в мой рот языком, чертит в нём обжигающие круги, лаская мой язык своим. Я поджимаю пальцы внутри сапог, хватаясь рукой за его колено. Ползу по сидению и усаживаюсь на его разведённые литые бёдра, скатившись попой к его паху.
— Мира…чёрт… — чертыхается он, разрывая поцелуй и хватаясь за мою талию через шубу. Приподнимает меня, слегка меняя моё положение.
Смеюсь, обнимая его плечи, и шепчу, прижавшись носом к его шее чуть пониже уха:
— У тебя что, сосулька в кармане?..
Прижимаю ладони к его рубашке, под которой тепло его тела, и зарываясь лицом в его шею.
Его руки сжимают меня в ответ стальным кольцом, а губы прижимаются
— Можешь потрогать и проверить. — Бормочет он, убирая одну руку и стукнув костяшками пальцев по стеклу.
Водитель, до этого терпеливо ожидающий на улице, занимает своё место и снажимает на клаксон, давая колонне сигнал двигаться.
— Куда мы?.. — спрашиваю я, когда машина трогается.
— Ужинать. — Выдыхает Марат, откидывая голову назад, потому что моя ладонь воспользовалась предложением.
Это определённо не сосулька. Сосульки холодные, а то, на чём я сижу твёрдое и горячее.
— Я не хочу ужинать… — говорю, пристроив голову на его груди и глядя на украшенные ёлками витрины магазинов.
— А чего ты хочешь?.. — устало спрашивает он, гладя мои волосы.
Я хочу в другое место.
Напрягая память, описываю дорогу, на что Марат вздыхает, прикрывая глаза.
Глава 27
— Что ты об этом думаешь? — спрашиваю, остановившись перед картиной теперь известного мне художника, где в зелёно-желтых тонах изображено безумие форм и ещё чёрт знает чего.
В помещение очень тихо и приглушенный свет. Здесь почти никого нет, редкие посетители, он и я. Мне нравится здесь. Здесь хочется говорить шёпотом, хоть это ни к чему.
И мне нравится изучать картины.
Мне нравится делать это с ним. С Маратом. Потому что…мне с ним все интересно и потому что мы никогда не делали чего-то подобного раньше. Вместе. Как нормальные люди. Мы ведь можем быть…нормальными?
Крепче сжимаю его сухую жилистую ладонь, которая сплетена с моими собственными ладонями. Его ладонь шире и сильнее. Сжимаю крепче, чтобы держаться за него. Боясь и наслаждаясь этим моментом своей жизни. Боясь потерять этот видимый хрупкий мир из-за обстоятельств…какой-нибудь проклятой непреодолимой силы, которых полна моя жизнь.
Перевожу взгляд на профиль своего мужа и прижимаюсь губами к гладкой ткани пиджака на его плече. Прижимаюсь всем телом к его руке, потому что он здесь, и я хочу чувствовать его. Я вижу морщинки в уголках его глаз и на лбу. А ведь ему всего двадцать четыре. Из-за бороды и этих морщин он выглядит старше, и он такой…суровый…но, не сегодня. И не вчера. Он расслаблен. И я тоже.
Марат безэмоционально изучает полотно, небрежно положив свободную руку в карман брюк. На нём костюм и белая рубашка без галстука. Его пиджак пахнет им. Я наслаждаюсь.
— Все авангардисты чекнутые. — Наконец-то резюмирует он, отвечая на мой вопрос.
Это так перекликается с моим собственным впечатлением, что я начинаю смеяться в его плечо.
— Она стоит миллионы долларов, — замечаю весело, глядя на картину.
— Это репродукция, оригинал в Париже. — Сообщает мой муж, бросая на меня ленивый взгляд.
— Я догадалась… — бормочу, закатывая глаза.
Он хмыкает, а я продолжаю своё интервью.
— Ты бы купил такую?
— Она неплохо смотрится на белой стене. — Пожимает он плечом, а я снова смеюсь такой неуважительной оценке.