Вожди и сподвижники: Слежка. Оговоры. Травля
Шрифт:
Какой Ленин сегодня? В одноцветного — добренького, всезнающего, ни в чем не сомневающегося — Ленина теперь никто не верит. Да он и не был никогда одноцветным. Однако бесспорно и то, что Ленину давненько не приходилось так трудно, как сейчас. Его ниспровергатели не жалеют темных красок — клеймят, обличают на все лады, обвиняют в приверженности леворадикальным коммунистическим идеям, основанным на приоритете насилия, главенстве общественных интересов над личными, идеям, не связанным с идеалами демократии. Все чаще звучат упреки, что следование им на практике обернулось большой трагедией. Всевозможным инсинуациям подвергаются факты личной жизни, в том числе покушений, а также болезни и обстоятельств смерти.
В горбачевские времена во время зарубежных поездок меня нередко спрашивали, притом со ссылками на советскую печать, правда ли,
Не только за рубежом, но и в своем Отечестве не убывает слухов и мифов, связанных с кончиной Ленина. Очередной всплеск дало им выступление Ю. Карякина на первом Съезде народных депутатов СССР. Предложение о выносе тела Ленина из мавзолея, слова о нарушенной воле родных и близких покойного, да и его самого, были открытием для миллионов наших сограждан. Вновь поползли слухи о тайнах ленинской смерти, об отравленных пулях, которыми стреляла вовсе не Ф. Каплан, а совсем другой человек. Мол, Ленин смягчил приговор ВЧК, и Каплан прожила в Магадане до глубокой старости. Появились публикации, в которых утверждалось, что Каплан видели в Бутырках и на Соловках.
Долгие годы нас держали на скудном, нормированном пайке исторических фактов. Массовая неосведомленность, отсутствие правды о прошедших событиях заставляли верить разного рода слухам, циркулирующим по городам и весям необъятной страны. При Горбачеве пришла гласность, всем хотелось высказаться, намолчались за десятилетия. И в ход пошло первое, что попадается под руки, на глаза. Ведь если человек чего-либо не знает, он готов поверить любым небылицам.
Незнание подлинного диагноза болезни, приведшей Ленина к смерти, породило распространенную легенду о том, что его отравил Сталин. В годы хрущевской оттепели и в конце восьмидесятых годов в некоторых исторических произведениях появились глухие намеки на причастность Сталина к трагедии в Горках. Прямых обвинений, как у французского драматурга Вермореля, не было, но тема вины кремлевского горца звучала все более настойчиво. При этом в качестве документального источника назывались неизданные у нас воспоминания М. И. Ульяновой о болезни и смерти Ильича.
В 1991 году эти воспоминания обнародованы журналом «Известия ЦК КПСС». Мне довелось прочесть их раньше, за год до опубликования. Представьте изумление, которое я ощутил, действительно обнаружив в записках Марии Ильиничны полторы странички, касающиеся запретной темы. Приведу их по первоисточнику — тридцатой и тридцать первой страницам машинописной копии с пометками и правками М. И. Ульяновой.
«30 мая Владимир Ильич потребовал, чтобы к нему вызвали Сталина, — сообщает Мария Ильинична. — Уговоры Кожевникова (Кожевников А. М. — старший врач-невролог нервного отделения Александровской больницы. — Н. З.) отказаться от этого свидания, так как это может повредить ему, не возымели никакого действия. Владимир Ильич указывал, что Сталин нужен ему для совсем короткого разговора, стал волноваться, и пришлось выполнить его желание. Позвонили Сталину и через некоторое время он приехал вместе с Бухариным. Сталин прошел в комнату Владимира Ильича, плотно прикрыв за собой, по просьбе Ильича, дверь. Бухарин остался с нами и как-то таинственно сказал: «Я догадываюсь, зачем Владимир Ильич хочет видеть Сталина». Но о догадке своей он нам на этот раз не рассказал.
Через
Владимир Ильич просил Сталина привезти ему яду. Сталин обещал, поцеловался с Владимиром Ильичем и вышел из его комнаты. Но тут, во время нашего разговора, Сталина взяло сомнение: не понял ли Владимир Ильич его согласия таким образом, что действительно момент покончить счеты с жизнью наступил и надежды на выздоровление больше нет? «Я обещал, чтобы его успокоить, — сказал Сталин, — но, если он в самом деле истолкует мои слова в том смысле, что надежды больше нет? И выйдет как бы подтверждение его безнадежности?» Обсудив это, мы решили, что Сталину надо еще раз зайти к Владимиру Ильичу и сказать, что он переговорил с врачами и последние заверили его, что положение Владимира Ильича совсем не так безнадежно, болезнь его не неизлечима и что надо с исполнением просьбы Владимира Ильича подождать. Так и было сделано. Сталин пробыл на этот раз в комнате Владимира Ильича еще меньше, чем в первый раз, и, выйдя, сказал нам с Бухариным, что Владимир Ильич согласился подождать и что сообщение Сталина о его состоянии, со слов врачей, Владимира Ильича, по-видимому, обрадовало. А уверение Сталина, что, когда, мол, надежды действительно не будет, он выполнит свое обещание, успокоило несколько Владимира Ильича, хотя он не совсем поверил ему: «дипломатничаете, мол».
Несколько десятилетий подряд записки М. И. Ульяновой пролежали в архиве ЦК КПСС. К ним практически никто не имел доступа. Но, учитывая, что текст отпечатан на машинке, что его правила Мария Ильинична, можно предположить — какая-то часть близких к Марии Ильиничне людей все же с ним была ознакомлена. Не исключено, что основные эпизоды и подробности рукописи стали достоянием узкого круга лиц из московской публики. Сцена с ядом, конечно же, не могла не привлечь внимания. А поскольку записки не публиковались, то можно себе представить, какими невероятными подробностями и нелепицами обрастала эта история, разжигая воображение даже добропорядочных людей, не располагающих достоверными историческими фактами.
Итак, тяжело и мучительно заболев, Ленин просит одного из своих соратников принести яду, чтобы самому уйти из жизни. Почему его выбор остановился именно на Сталине — другой вопрос, хотя сегодня беллетристы и публицисты настойчиво его дискутируют, все более утверждаясь в мысли, что из всего ленинского окружения Сталин наиболее подходил для этой цели, поскольку не отличался интеллигентностью и нравственностью. Боялся ли смерти Ленин? Скорее всего, нет. В 1911 году под влиянием известия о самоубийстве Лафаргов он сказал Крупской: «Если не можешь больше для партии работать, надо посмотреть правде в глаза и умереть так, как Лафарги».
Он выступал от имени РСДРП на похоронах Поля Лафарга и его жены Лауры — дочери Карла Маркса. Полю Лафаргу, видному деятелю научного коммунизма, исполнилось 69 лет, Лауре — 66. Супруги держались того мнения, что в старости человек становится бесполезным для революционной борьбы и, считая 70 лет возрастом предельным, покончили с собой, вскрыв вены. Этот случай произвел на Ленина сильное впечатление.
Разбитый параличом, о Лафаргах он вспомнил в конце 1922 года. Сохранилась следующая запись его секретаря Л. А. Фотиевой: «22 декабря Владимир Ильич вызвал меня в 6 часов вечера и продиктовал следующее: «Не забыть принять все меры достать и доставить… в случае, если паралич перейдет на речь, цианистый калий как меру гуманности и как подражание Лафаргам…». Он прибавил при этом: «Эта записка вне дневника. Ведь вы понимаете? Понимаете? И я надеюсь, что вы это исполните». Пропущенную фразу в начале не могла припомнить. В конце — я не разобрала, так как говорил очень тихо. Когда переспросила — не ответил. Велел хранить в абсолютной тайне».