Возлюби ближнего своего

Ремарк Эрих Мария

– Да, – согласился Штайнер. – Эти никчемные пятьдесят лет между младенчеством и старостью – плохое время.

Мориц Розенталь мирно кивнул головой.

– Я вот уже миновал этот возраст. – Он закрыл кастрюлю крышкой. – Детей мы разместили, – сказал он. – Одного возьмет с собой Мейер в Румынию. Другой поедет в детский приют в Локарно. Я знаю там человека, который сможет за него платить. А старший останется пока здесь, у Бернштейна.

– Они уже знают, что их ждет разлука?

– Да, но это их не особенно тревожит.

Они даже считают, что так будет лучше. – Розенталь повернулся к нему. – Штайнер, – сказал он, – я знал его двадцать лет. Как он умер? Он спрыгнул с машины?

– Да.

– Его не сбросили?

– Нет. Я был очевидцем.

– Я услыхал об этом в Праге. Но там говорили, что его сбросили с машины. Услышав о его смерти, я приехал сюда. Присмотреть за детьми. Я обещал ему это. Он был еще молодым. Около шестидесяти. Совсем не думал, что случится такое. Но он часто терял голову, с тех пор как умерла Рахиль.

– Мориц Розенталь взглянул на Штайнера. – У него было много детей. У евреев часто бывает много детей. Они хорошие семьянины. Но они-то как раз и не должны иметь семьи. – Он натянул на плечи плащ, словно ему стало холодно, и внезапно показался Штайнеру очень старым и усталым.

Штайнер вытащил пачку сигарет.

– Вы уже давно здесь, отец Мориц? – спросил он.

– Три дня. Один раз нас поймали на границе. Перешел ее с одним молодым человеком, вы его знаете. Он рассказывал мне о вас, его зовут Керн.

– Керн? Да, я его знаю. Где он?

– Тоже где-то здесь, в Вене. Я не знаю, где.

Штайнер поднялся.

– Может быть, мне удастся его найти. До свидания, отец Мориц, старый бродяга. Бог знает, когда мы теперь свидимся.

Он прошел в комнату попрощаться с детьми. Все трое сидели на одном из матрацев, разложив перед собой содержимое чемодана. В одной кучке, заботливо сложенные, лежали мотки с пряжей, рядом – шнурки для ботинок, мешочек с шиллингами и несколько пакетиков шелковых ниток. Белье, сапоги, костюм и другие вещи старого Зелигмана еще лежали в чемодане. Когда Штайнер и Мориц Розенталь вошли в комнату, старший поднял голову. Он непроизвольно положил руки на вещи, находящиеся на матраце. Штайнер остановился.

Юноша посмотрел на Морица Розенталя, щеки его раскраснелись, а глаза блестели.

– Если мы все это продадим, – сказал он возбужденно и показал на вещи в чемодане, – то у нас будет еще тридцать шиллингов. Тогда мы бы могли вложить все эти деньги в дело и купить на них материи: манчестера, букскина, а также чулок, – на них можно больше заработать. Я завтра же начну с этого. Завтра в семь утра я начну. – Он серьезно и выжидательно посмотрел на старика.

– Хорошо. – Мориц Розенталь потрепал его по маленькой головке. – Завтра в семь часов ты начнешь.

– Тогда Вальтеру не нужно будет ехать в Румынию, – сказал мальчик. – Он может мне помогать. Мы пробьемся. Тогда

уедет только Макс.

Трое детей смотрели на Морица Розенталя. Макс, самый младший, кивнул. Он считал, что так будет правильно.

– Посмотрим. Мы еще поговорим об этом.

Мориц Розенталь проводил Штайнера до двери.

– Нет времени предаваться печали. В мире слишком много горя, Штайнер.

Штайнер кивнул.

– Будем надеяться, что мальчика не схватят сразу…

Мориц Розенталь покачал головой.

– Он будет начеку. Он уже многое знает. Мы рано узнаем жизнь.

Штайнер отправился в кафе «Шперлер». Давно он туда не заходил, С тех пор как он получил подложный паспорт, он избегал мест, где его знали раньше.

Керн сидел на стуле у стены и спал, поставив ноги на чемодан и прислонив голову к стене. Штайнер осторожно сел рядом с ним, он не хотел его будить. «Немного похудел, – подумал Штайнер. – Похудел и повзрослел».

Он огляделся. Рядом с дверью примостился судебный советник Эпштейн, на столе перед ним – несколько книг и стакан с водой. Он сидел одинокий, страшный и недовольный, держа в руке пятьдесят грошей. Штайнер обернулся: наверно, конкурент – адвокат Зильбер – переманил себе всю его клиентуру. Но Зильбера в кафе не было.

Подошел кельнер, хотя Штайнер его и не звал. Кельнер расплылся в улыбке:

– Опять заглянули к нам?

– Вы меня помните?

– Ну, еще бы! Я уже беспокоился за вас. Сейчас здесь стало намного строже. Вы опять будете пить коньяк?

– Да. А куда девался адвокат Зильбер?

– Он тоже пал жертвой. Арестован и выслан.

– А-а… А господин Черников в последние дни не появлялся?

– На этой неделе нет.

Кельнер принес коньяк и поставил поднос на стол. В тот же момент Керн открыл глаза. Он замигал, потом вскочил.

– Штайнер!

– Садись, – спокойно ответил тот. – Выпей-ка этот коньяк. Ничто не освежает лучше, если человек спал сидя.

Керн выпил коньяк.

– Я уже два раза заходил сюда, искал тебя, – сказал он.

Штайнер улыбнулся.

– Ноги на чемодане. Значит, негде ночевать, так?

– Да.

– Ты можешь спать у меня.

– Правда? Это будет чудесно! До сегодняшнего дня я ночевал в одной еврейской семье. Но сегодня я должен был оттуда уйти. Они страшно боятся держать кого-либо более двух дней.

– У меня ты можешь не бояться. Я живу далеко за городом. Мы можем отправиться прямо сейчас. Ты выглядишь очень сонным.

– Да, – сказал Керн. – Я устал. И не знаю почему.

Штайнер кивнул кельнеру. Тот примчался галопом, словно старая боевая лошадь, которая долго таскала повозку, а сейчас вдруг услышала звуки боевых фанфар.

– Спасибо, – поблагодарил он заранее, прежде чем Штайнер успел расплатиться. – Большое спасибо.

Потом взглянул на чаевые.