Возлюбленная бессмертного. Метка убийцы Богов
Шрифт:
– Нет… У меня никого нет, -наконец, произнесла я.
Сделав еще один реверанс, я вышла из его комнаты, не оглядываясь.
Я покачала головой. У меня, и правда, никого нет.
Мечты и фантазии не считаются.
Наконец, рабочий день закончился, мы с остальными девушками пошли обратно в деревню.
– Как же спать хочется!
– пожаловалась Леда.
– Как доберусь до дома, сразу бухнусь в кровать. Элия, а ты успела отдохнуть хоть немного? Вы с Эндуром, вроде, рано ушли?
– и она хитро улыбнулась.
Я пожала плечами, сил отшучиваться
– Нет, я тоже не спала.
– О, как! И поспать не удалось?
– и она рассмеялась.
– Между нами ничего не было и не будет!
– неожиданно взорвалась я.
– Да успокойся ты. Какая нервная! Ты сегодня целый день словно мечтаешь о чем-то, вот я и подумала, что ты, наконец, поняла, что лучше быть возлюбленной сына герцога, чем его прислугой.
– Возлюбленной быть? Ты думаешь, ему это от меня нужно? Думаешь, он хоть что-то чувствует ко мне? Уважает меня? Да он просто хочет меня. На мои мысли и чувства ему плевать с высокой колокольни.
Видно, от недосыпа у меня мозги совсем работать перестали, раз я выложила Леде все свои мысли, да еще и в присутствии остальных горничных.
– А не много ли ты хочешь, чтобы он еще и уважал тебя?
– глаза девушки округлились.
– Я ничего от него не хочу, -своим тоном я дала ей понять, что наш разговор окончен.
Наверное, вся деревня это обсуждает — когда Эндур, наконец, добьется моей благосклонности и добьется ли. Надоело. По мнению большинства, он своими домогательствами делает мне одолжение, оказывает честь. Нет, у служанки не может быть чувства собственного достоинства, она не может хотеть любви, не может требовать уважения к своей особе. Единственными причинами, почему я «ломаюсь» называют коварство и кокетство.
Надоело, просто не то слово как.
На полпути к моему дому остальные горничные разошлись в разные стороны. Мы с папой живем ближе к полям, немного на отшибе, сразу за рощицей. Вглядываясь в сторону дома, я не увидела никаких следов присутствия отца — не горели огоньки в окнах, не шел дым из трубы. Неужели папа еще не вернулся с поля? Совсем он не бережет себя, мы вполне могли бы жить на одну мою зарплату, ему вовсе не обязательно так себя истязать.
Я вспомнила, как тяжело нам приходилось раньше, как много мы работали, как мало получали. С малых лет я работала в поле и в огороде практически наравне с взрослыми, и тем не менее, в неурожайные годы мы голодали, едва сводя концы с концами. И все равно, то время я вспоминаю с радостью — то, как мы работали бок о бок с отцом — он косил пшеницу, а я убирала, как он по вечерам рассказывал мне сказки, как мы заботились друг о друге. Да, те времена невероятно нас сблизили.
Подойдя ближе к дому, я ощутила запах гари, в мое сердце закралось плохое предчувствие. Последние метры до крыльца я пробежала бегом, но завернув за рощу…
Пожарище.
Мое жилище сгорело, точь-в-точь, как дом судьи. В бледном свете сумерек я увидела, что осталось от него — кольцо фундамента, остатки печной трубы да обгоревшие, развалившиеся стены, кое-где сохранившие оконные и дверные проемы.
Другие постройки огонь не затронул, ни курятник, ни умывальную комнату, ни амбар. Нет, он уничтожил
Глава 5.2
«Мы все восстановим» сказала я себе, стараясь не поддаться отчаянию.
Но почему же никто не попытался остановить этот огонь? Почему я не вижу никаких следов борьбы с пожаром? И отец… Где он, почему не встречает меня возле того, что осталось от нашего хозяйства?
Обойдя кругом обгоревший остов, я заглянула в амбар и курятник. Подавив желание кинуться в сторону поля с призывами к отцу, я постаралась взять себя в руки. Вернувшись к тому, что осталось от крыльца, я несколько раз вздохнула и прошла в дверной проем.
Внутри почти ничего не уцелело, только кое-какие металлические и глиняные предметы — вот почти целый кувшин, а вот сковорода. От стола и следа не осталось. Пытаясь спастись от удушающего запаха гари, я накрутила на лицо свой платок.
Да. Он был здесь. То, что осталось от его тела.
Пошатнувшись, я прижала руки ко рту, пытаясь подавить крик. Ноги отказывались мне служить. Я словно очутилась в кошмарном сне.
Нет. Это не сон.
Выйдя во двор, я прислонилась спиной к яблоне. Снова попыталась взять себя в руки.
В одночасье я стала такой одинокой, какой не была никогда за всю свою жизнь. Что же мне теперь делать?..
– Элия?
– услышав свое имя, я на секунду подумала, что меня зовет папа.
Но, конечно, это был не он.
– Кай?
– мой голос звучал глухо, я все еще чувствовала привкус гари на своем языке.
Обернувшись, я увидела элийца, он не поменял своего облика, его кожа слегка светилась в темноте. На секунду я почувствовала что-то вроде облегчения — теперь мне не было так одиноко. Я поняла, что за всеми этими событиями совсем перестала закрывать свое сознание. Кай прав, это не так просто, как кажется, стоит на секунду отвлечься — и вот ты уже выплескиваешь в мир свое горе, свое отчаяние.
Не говоря больше ни слова, Кай просто обнял меня, я прижалась к нему и закрыла глаза.
Он сказал, что поможет мне, если это будет в его силах…
Мое сердце пропустило удар.
Кое-что может быть в его силах. Я вспомнила древние легенды, повествующие о том, что раньше, в определенных случаях… Боги могли воскрешать мертвых. Конечно, они не делали этого постоянно, даже тогда, три тысячи лет назад. Но они были на это способны.
Если случалось что-то по-настоящему ужасное, несправедливое — погибал единственный ребенок в бездетной семье, умирал кормилец большого семейства… они могли все исправить. Могли вмешаться и все исправить.
Я сглотнула. И мысленно обратилась к нему с этой молитвой…
– Элия, я знаю, что ты слышала о нас, но мы не всесильны. А с некоторых пор мы вообще стараемся не вмешиваться в жизнь людей.
Но кто-то вмешался. Кто-то сжег мой дом, убил моего папу. Да и Кай. Он вмешивался в жизнь нашей деревни, подшучивал над местными. Он вполне может сделать это снова.
– Это не так просто… Я не могу делать все, что захочу. Существуют правила. Помогать людям… запрещено. Если хочешь получить что-то от Богов, ты должен предложить взамен нечто равноценное. За жизнь платят жизнью.