Возлюбленная Казановы (= Опальная графиня)

Арсеньева Елена

Не скрою, ваше высочество, сперва я возлагал на вас очень малые надежды. Более того, я полагал вас помехою, которую необходимо устранить. Этой моей ошибкою вызваны многие неприятности, которые сопровождали вас последнее время. Напомню только приключения в остерии «Серебряный венец» (это название имеет особый смысл для нашего Ордена!), чтобы вам все стало ясно.

– О! – Лиза вспомнила слова ужасной матери трактирщика: «Смотри, если не сладишь с этой девкою, мессиры будут очень и очень недовольны!» – Так это были вы?!

– Это мы, – довольно согласилась тьма. – Кроме того, мы –

ваша долгая болезнь и внезапная хворь вашей служанки… Только избавьте меня от ваших обвинений и причитаний. Мы поступали, как считали нужным. Теперь я с благодарностью склоняюсь пред волею судьбы, ибо она сохранила вас в живых… до этого разговора.

Заминка была едва заметна, но Лиза тотчас уловила ее и поняла ее значение.

– Значит, у меня нет выбора?

– Нет.

– Но вы ведь понимаете, я могу сейчас согласиться на что угодно из страха или расчетливости, а взойдя с вашей поддержкою на трон, позабыть о своих обещаниях! – проговорила она просто потому, что больше не знала, что говорить, что делать, как быть.

Она ожидала в ответ угроз, но голос из тьмы окликнул:

– Араторн!

– Я здесь, мессир Бетор, – с почтением произнес уже знакомый Лизе голос Араторна.

– Введите тех двоих.

– Слушаюсь, мессир.

После этих слов внезапно зажглось еще несколько факелов. Яркий свет резанул по глазам, ослепил, Лиза невольно зажмурилась; когда вновь открыла глаза, увидела: факелы прикреплены к восьми колоннам, образуя узкий освещенный коридор, начало которого терялось во тьме. Оттуда до Лизы вдруг донеслись неуверенные, шаркающие шаги. Прошло немного времени, и наконец показались двое: мужчина и женщина со связанными руками. Обочь шли двое в черном с обнаженными шпагами в руках, направляя пленников, ибо те не могли видеть дорогу: на их головы были надеты мешки.

* * *

– Взгляните сюда, сударыня, – предложил мессир. – Знаете ли вы этих людей?

Лиза пожала плечами. Она не могла видеть их лиц; вдобавок пленники были облачены в бесформенные белые балахоны, и определить, что одна из них – женщина, можно было только по длинным черным волосам, беспорядочно свисавшим из-под мешка.

– Вы не узнаете их? – удивился мессир. – Араторн!

Араторн сорвал мешок с головы мужчины. Пленник ослепленно зажмурился, и Лиза тотчас узнала это измученное, покрытое кровоподтеками лицо.

– Гаэтано!

Он рванулся к ней и упал на колени, схватив связанными руками край ее черной накидки и поднеся к губам.

– Синьора! Вы здесь?! О, благодарю господа, что продлил жизнь мою до сего момента и позволил еще раз увидеть вас!

– Почему ты здесь, Гаэтано? За что? – воскликнула Лиза.

Он покачал головою.

– Я не Гаэтано. Имя мое Мечислав Вовк, – медленно проговорил он разбитыми в кровь губами.

Лиза остолбенела, услышав мягкий малороссийский выговор от человека, который клялся, что не помнит ни родовы своей, ни единого слова родимой речи.

– Так ты лгал? Ты вовсе не забыл?..

– Нет, синьора, – склонил голову Гаэтано. – Не забыл. И лгал вам не по своей воле, а по принуждению. Я выполнял приказ Ордена.

– Однако не слишком ретиво, – вмешался

мессир также по-русски. – Только благодаря вмешательству сего отступника вам удалось уйти живыми из «Серебряного венца». По его вине погибли наши люди, наши верные слуги. Его ждала смерть, но он втерся в доверие к вам, вступил в вашу свиту и сумел убедить нас в том, что загладит свою вину и принесет нам больше пользы живой, чем мертвый. Вместо этого ему удалось дважды уберечь вас и ваших близких от смерти. Вы этого даже не заметили; пострадали только наши наемные убийцы, и мы не могли терпеть долее столь откровенного предательства. Сегодня он был похищен с виллы и только под пытками наконец принес пользу: сообщил, как вы будете одеты сегодня и как можно отличить вас от вашей компаньонки.

– Вот как, – прошептала Лиза. – Стало быть, это ты… И мне не привиделось там, в этой проклятой остерии, когда хозяин пытался упредить тебя: мол, питье отравлено. И убил ты его оттого лишь, что он мог тебя выдать?

Гаэтано молчал. Лиза смотрела на его повинную голову и ощущала, к своему изумлению, как мало-помалу гнев ее иссякает. Ежели благодаря Гаэтано они с Августою оставались живы, то не проклинать надобно им кучера, а благодарить за отвагу!

Она робко протянула руку и чуть коснулась его взлохмаченных волос.

– Скажи… – она замялась, не зная, как лучше назвать его. – Скажи, почему ты делал это?

Она ждала чего угодно: раскаяния в вероотступничестве и забвении родины, признаний в вечной преданности или, может быть, в алчности и корыстных замыслах – чего угодно, только не тех слов, которые слетели с его запекшихся уст:

– Вы – это все, что осталось у меня в память о Дарине!

Все поплыло перед глазами Лизы, но вот из этой мути выплыло красивое, залитое слезами лицо Чечек, ее тоскливый взор, вспомнились ее последние, предсмертные признания, и непослушными губами Лиза проговорила:

– Милостивый боже! Так это ты, Славко?!

О, какой огонь полыхнул в угасших было очах, каким счастьем исполнился голос!

– Она говорила обо мне? Она не забыла меня?!

Он плакал, не стыдясь слез; и сердце Лизы сжалось от боли, ибо то, что она говорила, слышать ему было тяжело и горько:

– Мудрено забыть после того, что ты с нею сделал…

Выражение счастья исчезло с лица, он покорно кивнул:

– Каюсь. Грешен! Перед нею и отцом ее грешен. Дарину предал я на поругание и гибель, отца ее – на мучительную смерть обрек. Верен был в ту пору Ордену беззаветно, и не было для меня ничего святее. Уповал всею душою, что лишь Орден освободит родимую Украйну от гнета России. За это все готов был отдать. Все самое дорогое и жизнь свою!

– Ты-то жив, – не сдержалась, чтобы не съязвить, Лиза. – Ты жив, а они в могиле!

– Жив! – кивнул Славко. – Пока…

Сердце у Лизы сжалось, когда она осознала, что обрушилась на обреченного, и снова вспомнила, скольким они с Августою ему обязаны.

– Как же ты наконец осмелился против них пойти? – Она кивнула куда-то в сторону, словно оттуда, из мрака, глядели сонмы немигающих, беспощадных глаз приверженцев этого неведомого Ордена.

– Дарина… – прошептал он чуть слышно.