Возмездие на пороге. Революция в России. Когда, как, зачем?
Шрифт:
Эти местные тенденции самоорганизации будут по-прежнему активно сдерживаться всей силой правящей бюрократии. Последняя вполне справедливо расценивает параллельно и стихийно формирующееся местное самоуправление если и не как своего смертельного врага и могильщика, то, во всяком случае, как потенциального конкурента в борьбе за влияние и деньги, а в конечном счете – за государственную власть. Поэтому правящая бюрократия будет стремиться подавить и подорвать местные тенденции самоорганизации даже тогда, когда на все остальное, включая исполнение прямых обязанностей перед страной и даже личное обогащение ее представителей, у нее не останется уже ни сил, ни возможностей.
Во многом благодаря этому последовательному, осознанному и активному противодействию стихийное формирование местного самоуправления (там, где оно вообще начнется, – ибо значительная часть российского общества просто утратила не только навыки самоорганизации, но и способность к ней) будет отставать от распространения
Главным фактором самоорганизации будет сам хаос, нарастающие по мере приближения системного кризиса, а затем и его развития трудности и беды основной части общества. Без раздражающего и активизирующего влияния нарастающих неудобств и несчастий люди не способны расстаться со своей ленью и апатией; они могут пробудиться к активной совместной деятельности – сначала по организации собственного выживания, а потом и по решению политических вопросов – лишь под жестокими ударами конкретной жизненной необходимости. [63]
63
А могут – и это ни при каких обстоятельствах нельзя забывать, из-за чего и напоминаю это еще раз, – и не пробудиться, беспомощно умирая поодиночке, как многократно происходило в самых разных «горячих точках». Да и в знаменитом Ленске после наводнения значительная часть населения вместо работ по восстановлению своего жилья устроила пикник с выпивкой. Эти люди пребывали в глубочайшем убеждении, что им «все должны», и даже не собирались предпринимать никаких усилий для самостоятельного улучшения своей жизни – примерно так же, как не предпринимает эти усилия почти никто на безграничных пространствах сегодняшней не столько даже нищей, сколько беспросветно убогой России.
Наши сограждане в массе своей предпочитают жить, а точнее, существовать в невыносимых, нечеловеческих условиях, а не предпринимать усилий по самостоятельному их улучшению. Инициатива, самостоятельность, воля к созиданию (а не копеечному разрушительному воровству) как будто ампутированы из их душ.
Эта потеря способности к самоорганизации и инициативе, эта утрата инстинкта самосохранения и коллективного выживания исторически может быть объяснена тем, что соответствующие качества и способности были вытравлены из народа сталинским террором, брежневским развратом и садистскими либеральными реформами.
Однако это тот самый случай, когда понимание не только не подразумевает прощения, но и требует наказания, – как, впрочем, и всякое преступление, в том числе и совершаемое против себя самого.
В практической жизни утрата россиянами инициативы означает элементарное, хамски торжествующее и в конечном счете самоубийственное иждивенчество. Мягкие механизмы воспитания, в том числе и постановкой в нечеловечески тяжкие условия, здесь не помогут – и практика последних пятнадцати лет доказывает это более чем убедительно.
Эта самоубийственная пассивность подлежит в прямом смысле слова выжиганию каленым железом и безо всякой пощады. Да, «принуждение к инициативе» – противоестественное сочетание, но без него, активно проводимого и направляемого новым государством, в России никогда не вырастет следующее поколение людей, для которых постоянное проявление инициативы станет естественным и единственно возможным состоянием, а самостоятельность – не просто основной, но и наиболее распространенной чертой личности.
Правда, сказанное отнюдь не отрицает возможности стихийного формирования местного самоуправления. Оно идет уже сейчас, причем не только в исламских регионах, но и в местах активного противостояния населения с властью – даже в таком относительно сытом и развращенном месте, как Москва. Да и во время приведенного в качестве примера Ленского наводнения жители многих также смытых деревень отнюдь не дожидались помощи (и правильно делали – в некоторые населенные пункты, по данным журналистов, она так и не пришла), а сразу же взялись за работу – причем кое-где им приходилось валить деревья в прямом смысле слова голыми руками, не имея никакого инструмента вообще.
Однако наиболее важно то, что для стихийной самоорганизации отнюдь не требуется большого количества самостоятельных и инициативных людей. Более того, они должны быть, но их должно быть мало – иначе они просто будут мешать друг другу; строго говоря, на каждую общность людей вполне достаточно одного-единственного лидера, который активизирует их и поведет за собой.
А это уже значительно более мягкое требование, вполне выполнимое даже в современной России.
Таким образом, хаос – причина, самоорганизация – всего лишь следствие. Понятно, что, как бы нам того ни хотелось и как бы это ни было гуманно и полезно, следствие ни при каких обстоятельствах не может опередить свою собственную причину.
Поэтому хаос отнюдь не сразу,
Порождаемые ею островки если и не стабильности и разума, то хотя бы понятного и относительно рационального порядка в море хаоса будут постепенно расширяться, увеличиваться численно и сливаться друг с другом.
Не вызывает никакого сомнения, что практически все сложившиеся к началу системного кризиса политические силы и структуры попытаются взять их под контроль, чтобы превратить в свою социальную (а особо наивные – и в «электоральную») базу. Однако тяжесть и разнообразие повседневных житейских проблем, составляющих естественный удел всякого местного самоуправления, неминуемо отпугнет крикунов, прожектеров и политических махинаторов, стремящихся к власти и деньгам без затраты каких бы то ни было систематических усилий (либо вовсе на такие усилия не способных) примерно так же, как отпугивает их и сейчас.
Именно здесь, по кропотливому «тяжелому крестьянскому труду» [64] «на земле», а не по заведомо вторичным партийным конференциям, демонстрациям, митингам, уличным дракам и тем более дискуссиям в телепередачах, и пройдет граница между «пикейными жилетами» всех мастей (от маскхалатов до костюмов от Бриони) и теми, кто реально сможет участвовать в формировании новой власти и в последующем – бороться за ее концентрацию в своих руках.
Это не романтизм.
В условиях системного кризиса функция предоставления легитимности возвращается от тех или иных государственных или пропагандистских учреждений непосредственно к народу, из-за чего становится в принципе невозможным всерьез и надолго взять власть, не став так или иначе частью этого народа.
64
По определению Э.В. Лимонова; он, правда, говорил о создании политической партии.
Другое дело, что для политической силы, думающей о прорыве к власти, участие в повседневных делах, трудах и заботах людей – не более чем половина, причем несравненно более легкая, стоящей перед нею задачи. В политической борьбе в условиях системного кризиса победит тот, кто, помимо установления постоянного живого контакта с самыми широкими народными массами и организации постоянного взаимодействия со стихийно растущим местным самоуправлением, сможет «накрыть» островки последнего единой инфраструктурой координации, взаимодействия и взаимопомощи.
Речь идет прежде всего об объединении усилий разрозненных групп местного самоуправления для решения совместных задач (вплоть до увеличения числа протестующих против строительства конкретного магазина на месте конкретной детской площадки, если использовать реалии Москвы 2005 года) и о предоставлении этим группам универсальных, но труднодоступных для каждой из них видов помощи – от материальной поддержки до юридических консультаций и административной поддержки. Какой бы слабой ни является последняя, она всегда важна и имеет по крайней мере символическое значение; кроме того, она может играть исключительно важную роль как инструмент урегулирования отношений местных сообществ с официальными структурами власти (разумеется, только в то время, пока последние еще будут продолжать существовать в этом качестве).
Наконец, исключительно важным для прорывающейся к власти политической силы является предоставление группам местного самоуправления функций, близких к функциям государственного управления. В первую очередь это силовая защита и поддержка (важность которой будет неуклонно нарастать по мере ослабления правящей бюрократии и нарастания хаоса), а также урегулирование споров – сначала внешних, а потом, постепенно и во все большей степени, и внутренних.
В общем и целом, предоставляя группам местного самоуправления необходимые им услуги, которыми они не могут обеспечить себя сами, перспективная политическая структура будет выполнять по отношению к ним по сути дела функции государства (по крайней мере, наиболее привлекательную часть этих функций) и тем самым займет по отношению к ним его место. В результате группы местного самоуправления станут не просто естественной опорой, но и органичной частью прорывающейся к власти политической силы, объективно, безотносительно к намерениям конкретных лиц, делающей ее прообразом будущего государства.
Таким образом, опираясь на группы местного самоуправления и интегрируя их, политическая сила сама превращает себя в систему государственной власти – сначала параллельную, а потом (в случае успеха) и единственно возможную.
Понятно, что для этого она должна всеми силами стремиться к развитию реального, а не формального местного самоуправления – как говорили большевики, к «самодеятельности на местах».
Тот, кто сможет стимулировать его развитие и возьмет его под свой контроль в населенном пункте, станет его мэром или, по крайней мере, неформальным лидером, слово которого будет более важным и более весомым, чем любое деяние формально существующих органов власти.