Возмездие на пороге. Революция в России. Когда, как, зачем?
Шрифт:
В результате столкнувшемуся с этим противоречием носителю западных подходов (и тем более западных ценностей) приходится либо жертвовать собой и своими ценностями (становясь вдобавок врагом или, по крайней мере, «отверженным» для «мирового сообщества», то есть Запада), либо становиться предателем своей Родины, своего народа.
И это не преувеличение, а реальная трагедия большого количества людей, уже оказывавшихся перед этим выбором.
400 лет назад дело было сделано, и сделано правильно.
Россия стоит до сих пор, несмотря на всех Николаев II, Гитлеров и реформаторов, не говоря уже о Ельциных с Путиными, – и памятник «гражданину Минину и князю Пожарскому» на Красной площади стоит, как Россия, по праву и стоять будет.
И в ближайшие годы, как бы страшно и тоскливо нам бы от этого ни становилось, Россию будут спасать (а скорее всего – мы сами и будем спасать, не отвертимся, Земля круглая, и деваться все равно некуда) так, как спасали всегда – не лучше, но и не хуже, используя не те методы, которые приятны, моральны или хотя бы поддаются оправданию
Для людей с разорванным между Западом и своей Родиной сознанием цель, конечно, не оправдывает средства, и победителей судят, – по крайней мере, в Южной Корее. [85]
Но Родина, особенно наша, такова, что в случае восприятия чужих ценностей, пусть даже неосознанного и неизбежного в силу профессиональной деятельности, платить за нее приходится в том числе и своей совестью, и – для верующих людей – спасением души.
И тщетны, хоть и понятны, и естественны надежды каждого, что именно его чаша сия минует.
85
Там диктатор Чон Ду Хван, беспощадно, а порой и кроваво подавлявший студенческие выступления, после того как обеспеченные ими политическая стабильность и экономический рост привели к «корейскому чуду», резкому росту благосостояния граждан и через это – к большей демократии, утратил в результате описанных процессов власть, в 1996 году был судим и приговорен за свои преступления (организацию военного переворота в 1979 году, подстрекательство к бунту и незаконное приобретение имущества во время пребывания у власти – в 1980–1988 годах) к смертной казни.
Новый президент страны Ким Дэ Чжун – бывший диссидент, проведший в тюрьмах 15 лет и дважды приговаривавшийся к смертной казни (в том числе и режимом Чон Ду Хвана), тем не менее помиловал его в 1998 году, после чего тот удалился в буддистский монастырь.
Слаб человек, пока не навалится на него история и не потребует его всего, с потрохами и совестью, а от истории, как известно, не спрячешься – ни под диван, ни в эмиграцию.
Мы преодолеем и справимся. А какой ценой – это уж наше дело.
Именно из этой цены, в частности, растет и расти будет великая русская литература.
Кому нужна Россия?
Несмотря на многочисленные недостатки и проблемы современного российского общества, несмотря на его разложение (не говоря уже о разложении его руководителей), оно сделало главный шаг к своему возрождению: осознало собственную самоценность и самодостаточность.
Объективно оценивая деятельность президента Путина [86] и будучи поэтому его последовательным и, похоже, непримиримым противником, автор не может не отметить, что шаг этот массовым сознанием был сделан именно в симбиозе с этим президентом – в ходе его продвижения к власти (при помощи прежде всего терактов в Москве и начала второй чеченской войны) и первичного укрепления в ней.
Заслугу общества в этом нельзя отделить от заслуги его руководителя, каким бы сомнительным он ни был. Человек и страна, неотделимые друг от друга с момента причащения власти, направляли и поддерживали друг друга на верном пути (разумеется, на протяжении того исключительно короткого промежутка времени, в течение которого он еще оставался в основном верным).
86
См., например, Михаил Делягин «Россия после Путина. Неизбежна ли в России „оранжево-зеленая“ революция?» М., «Вече», 2005.
Подъем патриотизма, причем не государственнического, а именно гражданского, что для нашей страны особая ценность, в российском обществе не просто исключительно силен, но и всеобъемлющ: в той или иной форме он охватывает практически все его сколь-нибудь значимые слои и группы. Правящая бюрократия, являющаяся по своим интересам и мотивациям практически полным аналогом компрадорской буржуазии, достаточно хорошо описанной на примере стран Латинской Америки и наиболее развитой части Африки, чутко восприняла доминирующее общественное настроение и быстро мимикрировала к нему, эффективно поставив его на пользу своих сиюминутных корыстных устремлений. (Наиболее ярким проявлением этого стало использование государственнической и патриотической риторики для оправдания и обоснования подавления старой коммерческой олигархии эпохи Ельцина новой, силовой олигархией.)
Знаменательным представляется массовость этой мимикрии. Не одна какая-либо группа, но компрадорская буржуазия буквально всех мастей – от силовой олигархии до либеральных фундаменталистов [87] – подняла его на щит. Патриотизм стал, таким образом, главным, а по сути дела и единственным лозунгом правящей бюрократии.
При этом он остался не более чем лозунгом, пропагандой, элементом стратегической маскировки, прикрывающей обуревающую силовую бюрократию жажду наживы, являющуюся ее главной целью и смыслом существования. Однако лживость патриотических
87
Кроме небольшой и в целом совершенно незначительной части либеральных фундаменталистов, связавших свою судьбу с небольшим числом коммерческих олигархов, не ужившихся по тем или иным причинам с силовой олигархией, оттесненной в результате этого от власти и опирающейся единственно на Запад.
Изначальная лживость современного официального патриотизма не позволит воспользоваться им тем, для кого, если использовать печально известное высказывание Толстого, патриотизм действительно является не убеждением и свойством личности, а не более чем «прибежищем», причем, как правило, «последним». [88]
Однако патриотизм страны, всего российского общества является, в отличие от официальной пропаганды, искренним и глубоко органичным. Практически все социальные слои и группы современной России не просто кровно заинтересованы в сохранении ее целостности, но и, в отличие от периода распада Советского Союза (когда он уже рухнул, а в это еще почти никто не верил) остро осознают угрозу самому существованию нашей страны и ужасаются перспективе ее гибели, считая ее вполне реальной. Это исключительно важно и существенно повышает жизнеспособность общества, так как «предупрежден – значит вооружен».
88
Эта знаменитая фраза имеет, оказывается, весьма знаменательную историю. Приношу извинения за длинную цитату: «на самом деле эти слова принадлежат некоему Сэмуэлю Джонсону, английскому литератору XVIII века. В оригинале данная фраза звучала следующим образом: “Patriotism is the last refuge of a scoundrel” (“The Patriot” (1774). “Смысл высказывания можно передать следующим образом: даже самый пропащий человек не погиб окончательно, если он любит родину. Это следует и из контекста статьи, в которой Джонсон, в частности, писал, что “только патриот достоин места в парламенте”» (А.И. Друзенко. «Ностальгия по герою», «Литературная газета», № 36, 4–10 сентября 2002 года).
Толстой, не разобравшись, что конкретно имел в виду автор, впарил эту цитату в одну из своих работ, немного ее переиначив: “Последнее прибежище негодяя – патриотизм” («Круг чтения» 1908). Между прочим, Лев Николаевич как порядочный человек дал при этом ссылку на Джонсона, так что попытки выдать эти слова за его собственные вызывают недоумение.
К сожалению, тот смысл, который Толстой вкладывает в данное высказывание, прямо противоречит позиции Джонсона. Лев Николаевич действительно не был патриотом и выступал за распад российского государства («Патриотизм или мир?» 1896). Причиной тому был пацифизм писателя, категорически отрицавшего допустимость насилия во имя чего бы то ни было. Собственно говоря, знаменитый труд И.А. Ильина “О сопротивлении злу силою” (1925) был написан именно ради опровержения толстовской точки зрения» (В. Владимиров. «Смысл жизни. Русская версия»).
Конечно, население как политический фактор попросту не существует в условиях всевластия правящей бюрократии в режимах, подобных нынешнему российскому. Однако агония таких режимов, ввергая несчастные захваченные ими страны в жестокий системный кризис, выталкивает их население – пусть сколь угодно обленившееся и даже развращенное – обратно на арену политики, возвращая ему его изначальные вес и значение.
При этом воспоминание о Советском Союзе в силу естественных причин меркнущее, но все еще живое, играет исключительно важную роль, постоянно доказывая и утверждая относительную эффективность и справедливость единства и территориальной целостности государства. Классический пример сегодняшнего отношения к советскому государству по сравнению с нынешним российским дает социологический опрос, проведенный в ноябре 2005 года Аналитическим центром Ю. Левады.
Сравнение отношения россиян к советской и современной российской власти без всякого преувеличения оказалось чудовищным для последней. Граждане России решительно и последовательно характеризуют советскую власть значительно лучше, чем российскую. Баланс позитивных и негативных оценок (из предложенных 22 определений, из которых 11 было позитивными и 11 негативными, надо было выделять 4–5) для советской власти составлял +212/–127, а для нынешней российской +72/–256. Таким образом, количество позитивных оценок советской власти превышает количество негативных на две трети, в то время как для нынешней российской количество негативных оценок превышает количество позитивных в 3,6 раза.