Возмездие обреченных: без иллюстр.
Шрифт:
— Минго не поженится на такой женщине, — сказал папа. — У него вкус лучше.
— Минго — сумасшедший. Он большой артист.
— Не такой уж и сумасшедший, — ответил папа. — Минго просто молодой. Водится со всякими. Ну, это его дело.
Дядюшка Клито опять загадочно улыбнулся.
— Никто не покупать бриллиантовое кольцо для всяких с рыжая голова.
— Что?! — воскликнула мама.
Клито сложил свои руки на груди и сощурил глаза, как кот.
— Может быть, кольцо предназначено кому-нибудь другому, — высказал предположение папа.
Этот скептицизм задел
— Я разговаривать с Фрэнк Палладино. Он говорил все. Это кольцо, она для рыжая голова.
Этого довода нельзя было оспорить. Палладино держал ювелирный магазин в нескольких шагах от парикмахерской.
— Он не может жениться на такой женщине, — сказала мама. — Я ему не позволю!
— Слишком поздно, — улыбнулся Клито. — Птичка вылетел из клетка…
Клито покинул нас и поставил в известность остальную часть нашей родни. Весь следующий день мама сидела на телефоне. В обед она делилась с отцом деталями происходящего. Тетушка Роза, — жена Аттилио, была в прострации от огорчения. Тетушка Филомена была настолько поражена всем, что не смогла даже говорить ни о чем — факт сам по себе иронический, потому что они с мамой беседовали около часа. Тетушка Тереза желала знать, почему Минго не хочет жениться на красивой, чистокровной итальянской девушке, как все его братья. Тетушка Луиза грозилась выцарапать глаза у женщины Минго, как только ее увидит.
Следующие три дня вся наша родня пребывала в состоянии массового психоза. Тетушка Тереза приходила окропить слезами мамино плечо. Мама и тетушка Луиза ходили в церковь и молились, чтобы Господь наставил Минго на путь истинный. Тетушка Филомена тоже приходила к нам. Она завалилась на кушетку и причитала. Мама сидела рядом, взяв ее за руки, и плакала. Папа вызвался сходить в Номера Фламинго — поговорить с женщиной, которая устроила весь этот переполох, но мама схватила его за подтяжки и закричала:
— Не сметь! Только через мой труп!
Через три дня к нам снова пожаловал Клито. Он ходил в полицию и познакомился с досье рыжеголовой женщины. Стали известны ужасные факты: ее звали Джоан Каваноф; тридцать два года; несколько лет уже под наблюдением полиции; дважды содержалась под арестом. Настоящее имя — Мерседес Лопез.
— Мексиканка, что ли? — спросил папа.
— Нет, — сказал Клито. — Португалка.
— Португалка? — озадачился папа. — Хм-м. Это плохо.
— Церковь не допустит этого, — возмутилась мама. — Его заставят пожениться на протестантке.
— Если она португалка, то, возможно, она тоже католичка, — сказал папа.
— Эта женщина — католичка?! — воскликнула мама. — Никогда в жизни!
Тут папа вдруг вышел из себя. Может быть, потому, что он всегда не любил своего шурина, может быть, потому, что он ненавидел дядюшку Клито, а может быть, потому, что он очень любил дядюшку Минго, с которым они вместе рыбачили. Как бы там ни было, папа встал и, замолотив кулаками по столу так, что запрыгали тарелки, закричал в негодовании:
— Мне без разницы — мексиканка, американка, португалка, католичка, протестантка! Абсолютно без разницы! Человек должен сам строить свою судьбу! Оставьте его в покое! Может быть, он любит эту женщину!
Клито посмотрел на маму с печальной улыбкой. Наконец-то папа был разоблачен, наконец-то он выявил грязный либерализм своего кредо. Обессиленный папа сел и жадно глотнул вина. Клито задумчиво смотрел на маму, на лице его была печаль. Потом он встал со вздохом и вышел. Никто не пошелохнулся и не проронил ни слова.
Папа оставался за столом. Мама мыла тарелки, пронзительно и методично гремя ими, чтобы показать, как ей стыдно за своего мужа. Три часа папа сидел безмолвно и пил, изредка покручивая стакан в руке. Два раза он ходил в подвал, чтобы наполнить графин вином. Когда он отправился в постель, его покачивало. Но не слушались только ноги. Сам он был трезв и только сильно подавлен и грустен.
На следующий вечер Клито прискакал снова. Стоя посреди гостиной и держа шляпу в руках, он сообщил, что сегодня дядя Минго приходил к нему в парикмахерскую бриться. На лице у него была трехдневная щетина, и выглядел он очень бледным и утомленным. На вопрос, где он пропадал, он ответил: «Да там-сям…». А на вопрос, чем занимался, — «Да так — то да сё…». Когда же дядюшка Клито поинтересовался, не собирается ли он жениться, он сказал: «Да когда как». Накрыв его, чтобы пропарить щетину, горячим полотенцем, дядюшка Клито выскочил на цыпочках в подсобку и позвонил дядюшке Джулио, мяснику. Через две минуты Джулио был в парикмахерской.
— Что-то тебя не видно было давненько? — справился как бы невзначай дядюшка Джулио.
— Ну, так вот он я, — улыбнулся Минго.
— Завтра у меня юбилей свадьбы, — сказал дядюшка Джулио. — Ужин с равиоли. Придешь?
— Да, я буду, — ответил Минго и после поздравлений с юбилеем скоренько откланялся и ушел.
Таково было сообщение дядюшки Клито.
— Юбилей у Джулио не завтра, — сказала мама. — Он поженился в ноябре, через два дня после того, как Аттилио вырвал себе зуб.
— Завтра в час дня, — постановил Клито. — В доме у Джулио. Все соберутся.
Он улыбнулся загадочно и удалился.
На следующий день напудренная мама бегала из комнаты в комнату с заколками в зубах, задыхаясь в тисках перетянутого корсета. Папа, наряженный в новый костюм, сидел на кухне, потягивал кларет и кричал, что ему вовсе незачем переться в этот дурацкий поход к дядюшке Джулио. Но зачем же тогда он побрился? И напялил свой новый костюм? Несмотря на довольно бурный протест, он оделся и собрался раньше всех.
Тоненькой цепочкой мы проследовали друг за другом по проложенной в глубоком снегу узенькой тропинке к сараю. Там папа держал свой грузовик. Мама села с ним, а мы — все трое — расположились в грузовом отсеке.
Одноэтажный домишко дядюшки Джулио располагался в миле от нас. Когда мы приехали туда, все уже были в сборе, кроме дяди Минго. Мама тяжело дышала, когда мы поднимались по ступенькам крыльца, и неожиданно разрыдалась. Дядюшка Джулио, открывший дверь, обнял ее.
— Ну, ну, Колетта, — сказал он. — Теперь уже не о чем волноваться.