Возмездие теленгера
Шрифт:
– Я с вами! – орал он, запыхавшись. – Я передумал! Я решил, что лучше увидеть свет, чем всю жизнь просидеть в деревне. Пусть батя сам ловит рыбу. А ты, Костя, научишь меня грамоте. Я тоже хочу читать!
Ему протянули руки, рывком втянули внутрь, и он упал, счастливый, в объятия друзей.
Глава 5
Областной центр
И пошли мелькать деревни – пустые и развалившиеся, в которых на остановках в поезд подсаживались в основном бабы в черных платках и телогрейках. Ко второму дню пути набилось три вагона. Кто с рыбой и живностью, кто с консервированными
– Давай, Илья! Давай наяривай! Комары заели!!!
– В областной центр едут, обменять на спички, соль, охотничьи и рыболовные припасы, – сказал дядя Илья, не соблазняясь на алкоголь. – Может, еще чего? Я не знаю.
В тамбуре уже вовсю кудахтали куры и позванивали банки с тушеной крольчатиной – оплата за проезд.
Горы отступили к северу, и зеленая равнина раскинулась во все стороны. С левой стороны сквозь деревья и перелески все чаще просвечивала водная гладь, потом распростерлось, догадался Костя, Белое море. Глядели во все глаза. Море – это нечто огромное, бескрайнее, непонятное – не озеро и не река. И действительно, сколько ни таращились, к своему удивлению, противоположного берега так и не обнаружили.
Вдруг в одной из неприметных деревушек с названием Карамбай, которая пряталась за полоской леса, состав замер на целый день. Семен сказал, пряча глаза:
– У бати… – шмыгнул носом, – здесь зазноба. Он всегда здесь останавливается. Мамка-то у нас померла три года назад. А он, видать, себе нашел…
– Мачеху, что ли, для тебя? – нехорошо хохотнул Чебот.
– Мачеху… – хмуро признался Семен. – Только она с нами жить не хочет. Нравится ей так… наездами! – последнее он выпалил уже с раздражением.
Чебот осуждающе поцокал языком, словно разбирался в подобных вопросах, строил из себя бывалого человека. Косте сделалось смешно. Он поглядел в окно: народ из вагонов высыпал, но далеко не уходил, расположился в тени состава, открыл туески, принялся заправляться деревенскими харчами. Запахло бочковыми помидорами и самогоном.
– Сходим на окрестности глянем, – предложил Костя, у которого рот тотчас наполнился слюной. – Чего сидеть-то?! – И первым спрыгнул на щебенку, заросшую бело-розовым вьюнком.
Телепень схватил «тулку» и громыхнул в одно касание по лестнице. Припекало солнце, сделалось тепло, сквозь белые облака проглядывало голубое небо. Над ярко-желтыми лютиками кружились пчелы. Необычайно крупные ромашки разбегались во все стороны. Лето нагоняло весну.
– Подождите! – крикнул Семен, высовываясь в окно. – Сами не найдете!..
– Чего не найдем?.. – обернулся Костя, пряча в карман «менингитку».
Ветер из тайги взъерошил ему волосы. Приятно было почувствовать под собой твердую почву, а не шаткий пол вагона.
– Там у реки… – Семен торопливо закрыл кабину паровоза на замок. – Я покажу…
– Чего покажешь-то? – насмешливо спросил Чебот, обозревая окрестности, и его маленький боксерский нос выражал крайнюю задиристость. – Чего показывать? Деревня как деревня, похуже нашей будет. Девок нет, танцев нет, скукотища!
В голосе его послышалось вечное теленгерское зазнайство, хотя, действительно, здесь в некоторых местах вместо изб высились холмы мусора, поросшего лебедой. Да и другие избы были не лучше – с черными провалами окон и
– Место плохое покажу, – ответил Семен, проверяя, хорошо ли запер дверь, и ловко спрыгивая на щебенку.
Он прихватил с собой карабин, из которого давеча целился в Костю.
– А не уведут? – пошутил Костя, кивая на паровоз.
– Не уведут. Некому здесь уводить, народу-то раз-два и обчелся. Бабы и дети. Мужики на «промысле». Теперь все только «промыслом» и живут. Другого заработка нет.
– Ну веди, Сусанин, – с легким сердцем сказал Костя. – Чем же ты нас удивить хочешь?
Семен загадочно хмыкнул, мол, сейчас, погоди, но особого веселья не выказывал, словно речь шла о чем-то мрачном, не допускающем веселья. Холодок дурного предчувствия пробежал у Кости по спине.
Идти пришлось совсем недолго, вначале по заросшей дороге, потом через площадь, тоже зарастающей со всех сторон травой, где от сельского магазина осталась одна косая вывеска «Промтовары», до лощины, которая спускалась к полноводной реке. Было тепло и безветренно, лето быстро брало свое. Доцветала черемуха, от зарослей елей тянуло прохладой. Трясогузки ловили бабочек и кормили выводок. Песок под ногами был чистым и ярким.
В густых зарослях веха и болиголова, которые казались больше обычного и к тому же были ядовито-зелеными, Костя увидели нечто странное. Что за ерунда… – удивился он. Странные бугры. Чебот ткнулся ему в спину и тоже замер с открытым ртом. Телепень, который шел последним, тянул шею, как рассерженный гусак:
– Чего там?.. Чего там?.. Дайте мне посмотреть! Ну дайте!..
Хотел Костя сказать, что сам не понял, а потом у него глаза на лоб полезли, потому что он увидел черепа с черными глазницами – много черепов в касках и без них, улыбающихся и мрачно свернутых набок, так много, что они тянулись ровными рядами вдоль лощины до самой реки, а до реки той было не меньше полутора километров.
– Что это?! – воскликнул он и побежал вниз, чтобы убедиться, что глаза его врут.
Он бежал по узкой тропинке, цепляясь плечами за головки болиголова, бежал прямо по зеленовато-белым костям, и они хрустели под ногами, бежал по черепам, и они пружинили под ногами. А справа и слева, насколько хватало глаз, лежали трупы, сквозь которые проросла гигантская ядовито-зеленая трава с белыми и розовыми, огромными, как зонтик, венчиками, и на этих ядовитых цветах беззаботно жужжали пчелы. Нет, оторопело думал он, так не бывает. Это ж сколько народу! Тысячи, а может, даже и миллион! В его представлении, это было очень много, так много, что невозможно было сосчитать, да и считать казалось кощунством. Запыхавшись, его догнали остальные. У реки трупов было даже больше, насколько хватало глаз – под елями, в глубине леса – все эти странные бугры, занесенные песком, большие и маленькие, переплетенные растениями и накрытые многолетней листвой и ветками деревьев.