Возмездие теленгера
Шрифт:
– Погода благоприятствует задуманному, – по-военному сказал Брагин.
И Костя словно вспомнил его слова. Это уже было, думал он, мы уже встречались и плыли в тумане, только я не помню, чем все это кончится. Значит, все идет по плану, успокоил он сам себя, хотя, как и любого человека, его терзали сомнения.
Они спустились к воде, где стояла лодка, и Брагин, усаживаясь в нее, сказал:
– Война, брат, штука страшная. Все, кого я знал, уже умерли. Я последний из могикан.
Костя не понял, кто такой «последний из могикан», а просто спросил, берясь за весла:
– От чахомотки?
Брагин ответил не сразу, оттолкнулся от опоры, и
– Кто от чахомотки, кто от ран и радиации, – нехотя сказал Брагин. – Мне повезло, я уцелел, может быть, один на миллион. Никто ведь не считал.
Некоторое время они двигались в полной тишине. Хороший мужик Брагин, подумал Костя, и дневник у него классный, и вообще он мне нравится. Его бы к нам в деревню. Нам хорошие люди ох как нужны. Мы бы с ним дружили, ходили бы на рыбалку, раз он ее так любит.
– А что потом было, ну, когда вы получили ракеты? – не утерпел он.
– Потом? – переспросил Брагин и снова некоторое время молчал, должно быть вспоминая свое боевое прошлое. – Потом, брат, все очень просто: дали последний залп по противнику и на этом война для нас закончилась.
– Почему? – удивился Костя.
В его представлении, война – это нескончаемая вереница боев и побед. Но, оказывается, не всегда и не на каждой войне, а вовсе даже наоборот – за последним залпом следует поражение.
– Ну, в смысле, мы, конечно, еще сражались. Может быть, неделю, а может, чуть больше, бегали по лесам и болотам, пока армия окончательно не легла костьми от чахомотки. Американцы только на нее и рассчитывали и нас почти не бомбили и не били термоядерными. Инфраструктура им нужна была. Так что они просто ожидали, когда мы вымрем. Время играло против нас.
– А теперь оно за нас! – твердо сказал Костя.
– А теперь за нас, – согласился Брагин, – теперь мы короли, если, конечно, все получится.
Должно получиться, подумал Костя и на всякий случай скрестил пальцы.
Над головами у них проплыла западная башня цитадели, и Брагин сказал, не обращая на нее внимания:
– Правь на десять часов.
– Куда? – не понял Костя.
– Вот туда, – показал рукой Брагин и стал возиться с мотором. – Нам главное – за форт завернуть.
Некоторое время был слышен только скрип уключин, плеск волн о борта и странное гудение, которое Костя приписал Балтике, ее вечной изменчивости. Костя еще некоторое время греб беспечно, надеясь, что Брагин расскажет о Соне К. Очень интересовала его тема любви к женщине, неискушен он был в этом деле и думал о Верке Пантюхиной, как он ее обнимет и поцелует. Если бы он лучше понимал себя, то сообразил бы, что на самом деле он романтик и что Аманда совершенно ему не подходит. Но такого опыта у него не было. Потом он догадался, что слышит вовсе никакой не гул Балтики, а самый что ни на есть настоящий звук винта. Звук пришел с южного стороны, с материка, и поэтому его было плохо слышно, да и вертолет не долетел до Кронштадта, а, покружив некоторой время, ушел назад, на юг.
Косте сделалось не по себе. Вечно мне не везет, подумал он, и как с этим бороться?
Однако Брагин высказался более определенно:
– Летают… – посмотрел он в небо. – Они все время летают. Последний месяц чаще обычного.
– Кто? – спросил Костя, плавно выдергивая весла из воды.
– Американцы, больше некому. Или кайманы. Бог их разберет. Все едино.
Костя вдруг захотел рассказать, как он сбивал вертолет в горах, как преследовал кайманов, как обнаружил «плазматроны»
– Сейчас. – И запустил мотор.
Костя положил весла вдоль бортов, и Брагин медленно и осторожно стал править в сторону форта Александр I.
Вертолет вернулся и снова сделал несколько кругов над акваторией пролива. Теперь он гудел уверенно и сыто, словно готовил какую-то каверзу.
Хорошо, что сегодня туман, сосредоточенно думал Костя. Туман свой, он не предаст. Сегодня мне определенно везет.
– Чего тебе надо? – забеспокоился Брагин, глядя в молочную пелену тумана. – Чего? Улетай, улетай, кыш! – уговаривал он вертолет, и тот, словно послушавшись, скрылся в направлении материка. – Будут сегодня дела, – сказал Брагин. – Ох, чую, будут…
– А что дальше случилось с вашей Соней? – совсем некстати спросил Костя.
Любопытно ему было. Так любопытно, что удержаться не мог, хотя понимал, что Брагину может быть больно. Казалось, что Брагин не услышал вопроса, да и вообще сосредоточился исключительно на движении лодки. Но вдруг, когда Костя уже отчаялся ждать, он ответил:
– Нет Сони… Я не нашел ее в Санкт-Петербурге. Пропала Соня. Конечно, она могла эвакуироваться на восток страны, но, откровенно говоря, надежды на это совсем мало. Сколько лет прошло. Здесь она… – Он похлопал рукой по борту лодки. – Здесь… В братских могилах…
– Почему? – спросил Костя. – Почему здесь? Вдруг она все-таки уехала?
– Потому что поезда к тому времени уже не ходили и самолеты уже не летали, – устало объяснил Брагин, и было ясно, что он говорит так не из-за упрямства, а потому что такова логика жизни, а у нее, у этой логики, свои железные законы, и ничего с этим не поделаешь.
– А как же вы?.. – не унимался Костя, желая одним махом выяснить все вопросы, которые волновали его.
– Я?.. Чего я?.. – со вздохом спросил Брагин. – Я, брат, всю Белоруссию прошел пешком и видел так много смертей, что душа моя огрубела и я уже ничего не хочу от жизни, кроме как рыбачить и читать старые книги.
Они снова помолчали. Потом Костя сказал мечтательно:
– Вот бы мне одну… – И подумал, что готов за хорошую книгу полжизни отдать.
Ему вдруг захотелось рассказать обо всех книгах, которые хранились у него дома, о «Справочнике молодого моряка» за пазухой, об энциклопедии и книге о хоббитах и властелине колец, даже о клочках газет, которые хранились у него под кроватью. Но, конечно же, ничего не рассказал, потому что не к месту это было и не ко времени. Вопрос о Соне К. был ко времени, а обо всем другом – не ко времени. Обо всем другом говорить было кощунственно, потому что Брагин вспоминал свою жизнь, и это была его боль, это было заметно по его лицу и морщине, которая вдруг прорезала переносицу.