Возмездие. Из князей в грязь
Шрифт:
Слезы рвутся наружу, хочется кричать, крушить все на своем пути, но понимание того, что это ничего не изменит, что брата не вернуть, заставляет сдаться, выдохнуть и отдастся ситуации.
Я погружаюсь в состояние полупрострации, вроде бы все вижу и слышу, но это происходит как будто и не со мной. Я вроде тут, но ничего не понимаю, не воспринимаю, да и вовсе не соображаю. На смену боли, горю, злости, приходит безразличие.
Мои ноги сами несут мне в комнату Дара, мне хочется выпустить злость, хочется разнести все вокруг, но я не могу позволить себе и этого… Эти вещи, все что
И именно эти предметы он счел необходимыми, самым дорогими, вытащив их в последние мгновения, перед тем как нашего дома, вместе с счастливым прошлым, которое у нас было, не стало. Перед тем как его захватили фрагметоры. Теперь у нас есть только борьба за жизнь, война в настоящем и слабая надежда на будущее…
Я беру его вещи, прижимая к груди, то малое, что осталось на память о брате, и то, что напоминает время, когда мы были счастливы, когда мы заботились не только о выживании, а могли просто жить, радоваться, чувствовать себя счастливыми. Но иногда, кажется, что это было слишком давно, в прошлой жизни, до преображения Фрага…
От несправедливости этой ситуации от обиды на судьбу, на то, что мы слишком слабы чтобы сопротивляться подручным Фрага хочется рыдать, но это ничего не изменит.
Я опускаюсь на колени и понимание того, что меня постигнет та же участь что и брата, приходит ко мне. Но больше меня это не пугает, я устала. Можно сказать, хочу, чтобы все закончилось и для меня. У меня больше не осталось близких, мне не для кого жить… В месте с Даром я потеряла желание бороться, смысл этой борьбы… Да, у меня остается Верда, но как же тяжело продолжать бороться, когда все против тебя, как не сдаться?
Вдруг за моей спиной раздаются шаги, заставляя встать. Я не хочу, чтобы кто бы то не был, видел меня слабой. Повернувшись, я вижу, что в убежище входит Берта вместе с этим ненавистным мне чужаком, поселившимся в теле Дара.
– Это комната Дара ты можешь занять ее, – произносит Берта, проходя глубже в помещение.
– Нет! Этому не бывать! – громко кричу я, оттесняя наглеца, который уже протягивает руки к вещам брата, к выходу, – Он не будет здесь находить. Хватит того что он украл плоть Дара. Я не позволю отнять у меня и все остальное, эти вещи мои, это моя память! – кричу я, сходя с ума от боли, которая усиливается с приходом этих двоих.
Парень на секунду замирает, видимо пытаясь понять мою реакцию, а потом ухмыляется какой-то непонятной, мне кажется высокомерной улыбкой. Он осматривает вещи брата, касается их с пренебрежением.
– И это память?.. М-да не густо, – произносит он мерзким тоном. Совершенно не зная нашей ситуации, почему-то считает себя в праве нас судить – Шикарное, конечно, наследство оставил братик.
Он вновь выдает смешок. А я закипаю.
Его тон настолько меня бесит, что я не могу сдерживаться. Резко дернувшись, я подлетаю к нему, занося руку, желая отвесить ему звонкую оплеуху.
Но в последний миг я понимаю, что передо мной стоит брат. Я вижу перед собой лицо Дара, его глаза и, издав крик полный гнева и боли
От собственной беспомощности мне хочется рыдать, а он насмехается, позволяя себе все более наглые улыбки и поведение.
– Что не хочешь повредить оболочку? – уже в голос смеется он, извращая образ Дара. Это дико и очень больно, когда этот моральный урод, засевший внутри моего брата ведет себя, таким образом, пороча его.
ГЛАВА 8. БЕСПОМОЩНОСТЬ
(от лица Дариды)
Сообразив, что я не могу противиться ему, он сдвигает меня в сторону, принимаясь осматривать комнату Дара трогать его вещи. А я лишь сжимаю кулаки, стреляя глазами, но не могу никак ему помешать, не могу дать отпор… Можно, конечно, пустить вход слова, но я прекрасно понимаю, что на такого как он это не подействует.
Но к моему счастью вмешивается Берта, видимо осознав, что наш «гость» переходит все видимые и невидимые черты и нормы.
– Не трогай тут ничего. Ты не останешься тут, – властно произносит она, и парень оборачивается к ней, поднимая бровь и бросая взгляд который означает что-то вроде, «А кто мне запретит?».
– Святая волчица! – выкрикиваю не в состоянии больше сдерживаться, но старейшина тут же бросает на меня колючий взгляд, и я прикрываю рот рукой, понимая, что с губ слетели слова, которые теперь под запретом, и внутри становится еще грустнее, еще больнее.
– Не такая уж она святая, – тихо произносит Берта и в ее сухом голосе слышны нотки скорби.
Обе мы тоскуем, грустим, а парень лишь сильнее улыбается, будто упиваясь нашей болью.
– Почему именно он, почему существо с самой ужасной душой поселилось в теле такого доброго отзывчивого парня как Дар?! За что?!
Я отворачиваюсь к стене, стараясь сдерживать слезы, которые вновь просятся. И тут ощущаю руку на своей спине, теплая ладонь дарить поддержку.
– Прости меня, моя девочка. Я вижу, что тебе тяжело, – говорить старейшина, даря мне тепло и заботу, похожую на ту, что когда-то я получала от матери.Она бросает на чужака осуждающий взгляд.
– Запомни Мот, или ты живешь по нашим правилам, или мы отдадим тебя Фрагу, – говорит она уверенно.
– А как же тело ее братца? – выплевывает парень, нагло ухмыляясь.
– Иногда лучше смерть, чем позволить, кому-то опорочить тело, – произносит старейшина сухо, позволяя понять, что чужаку не стоит пытаться надавливать на это, что его это не спасет.
С момента, как Берта становится на мою сторону, мне даже становится немного легче дышать.
– Отведи его, пожалуйста, в бывшую комнату Эфира, – просит она меня, и повернувшись к парню продолжает, – Там остались кое-какие вещи, ими можно пользоваться. – И Дара, я понимаю, что тебе сложно, но если не ты, никто не поможет ему адаптироваться. Сделай это в память о брате, – просит Берда меня.